Тропами ада

Аналогичное ощущение охватило меня в этом доме, этой комнате, сплошь уставленной вещами, которым место на похоронах, в гробу или склепе и уж никак не в жилом, претендующем на уют и романтическое "тепло очага" помещении.

Моему недоумению не было конца, когда, изучив взглядом все детали помещения, я понял, что в комнате никого нет. Я даже заглянул за каждое из двух, стоящих по углам и обитых красным бархатом, кресел, как и за маскирующие окно портьеры, как будто ожидал обнаружить там кого-то, затеявшего со мной игру в прятки, но и там ничего, кроме клочьев застарелой паутины и серой пыли, не нашел. Единственным разумным объяснением могло быть то, что хозяева лишь ненадолго покинули помещение для улаживания каких-то домашних дел и мне, по логике вещей, предлагалось подождать их возвращения, что не должно было занять много времени, ибо свеча, горевшая на столе, ясно свидетельствовала о чьем-то недавнем присутствии. Поскольку иного выхода у меня, так или иначе, не было, я осторожно присел на краешек одного из стоявших вокруг стола стульев и принялся с любопытством озираться по сторонам, не переставая удивляться странному вкусу хозяев, обставивших комнату мебелью не просто раритетной, но неподдельно старинной, дышащей той эпохой, в которой она была сработана. Чего стоили только массивные кресла, обитые ужасным красным бархатом и также имевшие нечто неуловимо общее с салоном ритуальных услуг! Будучи человеком габаритов, по современным меркам, немалых, я едва ли был бы заметен в этой бархатной глубине, вздумай я воспользоваться одним из них. Резные канделябры были расставлены и развешаны повсюду – на столе, на полках, на матово-шершавых стенах, как будто этот дом никогда не знал электричества (что оказалось правдой, как я узнал впоследствии).

Решив, что прошло уже достаточно много времени и пора бы кому-нибудь вернуться и разделить мое малоприятное одиночество, я начал нервничать, и беспокойство мое усиливалось с каждой минутой. Я снова поднялся, выглянул в коридор и прислушался. Несмотря на напряжение, слух мой не уловил ни малейшего шороха из глубин дома, равно как не смог я увидеть ни луча света со стороны предполагаемых мною служебных помещений. Сам собой напрашивался неутешительный вывод, что я один в доме и хозяйка просто позабыла о моем приезде, отлучившись дальше, нежели я надеялся. В совершенной растерянности я вернулся в комнату, так как только она была мало-мальски освещена дребезжащим светом полусгоревшей свечи. Да и как еще я мог поступить? Не мог же я, в самом деле, самостоятельно начать экскурсию по темному дому, тыкаясь, как слепой кот, во все помещения без разбора и рискуя навлечь хозяйское недовольство своей бесцеремонностью?

Теряясь в догадках, я не стал более садиться и просто, без всякой цели, ходил кругами по комнате. В очередной раз проходя мимо стола, я заметил исписанный лист бумаги на его поверхности. Почему я не увидел его раньше? Он был отлично виден в ореоле пламени свечи и лишь моя невнимательность могла быть тому виной. Прочтя верхнюю строчку, я понял, что письмо адресовано именно мне, а посему я могу с полным правом прочесть его до конца.

В минуту, когда я пишу эти строки, письмо лежит передо мной. Это практически желтый от времени листок бумаги с причудливым гербом в верхнем правом углу, испещренный каллиграфическим почерком с затейливым, схожим с готическим, начертанием букв. И, так как ауру таинственности, исходящую от письма даже теперь, когда мне все известно, я передать не в силах, его содержание я привожу здесь полностью.