Тропик ночи

Паз снова оказался в тени — над ним высилась башня лаборатории Рихтера. Повинуясь внезапному импульсу, Джимми вошел в здание. Как любой самоучка, он умел работать в библиотеке. Час или два он провел в фармакологической секции, где копировал формулы веществ, обнаруженных в теле убитой, и других, упомянутых Эррерой. Он не слишком-то разбирался в нейрофизиологии, поэтому счел разумным поискать сведения об употреблении шаманами психотропных веществ растительного происхождения. Запищал мобильник — звонил Барлоу, — но Джимми не ответил и продолжал шарить по стеллажам. Университет Майами не имеет специализированной программы по антропологии, но зато в нем есть отделение карибских и африканских исследований и специальное собрание материалов в башне Рихтера — с них и стоило начать. Это собрание занимало особый кабинет, соответственно обставленный: конторка для секретаря, несколько длинных столов светлого дерева, книжные стеллажи до потолка, несколько застекленных витрин с книгами и фотографиями.

Две темнокожие женщины работали за одним из столов. Обе подняли голову, когда Паз вошел, и тотчас опустили, вернувшись к своим занятиям. За другим столом, окруженная книгами и бумагами, сидела пожилая женщина и что-то записывала в блокнот. У Джимми волосы на затылке встали дыбом, когда он ее узнал.

Он заметил, что пальцы у нее в чернилах, так как она пользовалась старой авторучкой; что волосы у нее густые, кудрявые, окружающие голову пышным светлым ореолом. На ней было светло-коричневое полотняное платье с остроконечным воротничком и длинным рядом часто посаженных гагатовых пуговичек от ворота до подола. На плечи она накинула темный мохеровый кардиган — из-за кондиционера в комнате было прохладно. Джимми уставился на женщину, она бросила на него беглый взгляд и продолжила свою писанину.

Он сел к столу напротив нее и заговорил по-испански: — Доктор Саласар, если вы уделите мне несколько минут, я был бы счастлив побеседовать с вами.

Рука женщины дернулась. На ее лице за считанные мгновения сменилось несколько выражений: удивление, страх, недоумение и некоторая подозрительность. После этого она сказала:

— В чем дело, сеньор? И откуда вы узнали, что я здесь?

Лицо у нее было покрыто мелкими морщинками, но кожа не утратила оттенка спелого персика, а черты сохранили изящество. Джимми нашел, что она выглядит старше, чем на фотографии в книге, но подумал при этом, что в Гаване сороковых годов она должна была бы останавливать уличное движение. Он предъявил значок и удостоверение.

— Я из отдела убийств. Хотел бы обсудить с вами некоторые аспекты недавно происшедшего убийства. Насчет того, как я узнал, что вы здесь, так я этого не знал, считал, что вы за границей. Сюда пришел в связи с этим самым делом об убийстве, и вдруг вы здесь. Синхронность.

— Вы имели в виду интуицию, детектив, — немного подумав, ответила доктор Саласар. — Синхронностью это можно было бы назвать, если бы я стала разыскивать вас прежде, чем вы поняли, что хотите повидаться со мной.

Глава десятая

Беготня почти нагишом в поисках разгадки фокуса, вероятно, более, чем что-либо другое, могла считаться символом наших отношений с Марселем Вьершо. Он, как мне помнится, всегда смеялся, а на человека, у которого постоянно хорошее настроение, невозможно сердиться; к тому же он никогда не был мстительным, неприятным или суровым. Он просто находил меня смешной, а разве это не так? Рослая, немного нескладная американская девчонка, до безумия обожающая секс и этнографию, отчаянно жаждущая одобрения, непременно должна была казаться забавной такому человеку, как Марсель. И особенно смешными казались ему мои умилительные старания разгадать его секреты. Пока мы были вместе, я исподтишка, где-нибудь спрятавшись, следила за ним, чтобы увидеть, где он держит тот невероятно хитроумный аппарат, который позволяет ему устраивать свои трюки. В его отсутствие, будь то в квартире, в палатке или в фургоне, я имела обыкновение рыться в его вещах. Да, к моему стыду, это было так, и самое скверное, что я ни разу ничего не обнаружила.

Марсель это знал, и это его тоже забавляло, потому что он всю жизнь твердил, что магия есть результат умственной деятельности, а не применения зеркал и магических курений. Это все твое католическое предубеждение против силы чар, говорил он мне, и ты не можешь поверить, что любимый тобою человек — настоящий чародей, потому и стараешься отыскать механизм с тонкими проволочками.