Тропик Змеев

Одно из предотъездных дел за многие десятилетия сделалось до странного привычной частью моей жизни. Я написала письма лорду Хилфорду, родителям, брату Эндрю и деверю Мэттью Кэмхерсту, сообщив им об изменениях в наших планах, и за этим занятием меня никак не оставляли невысказанные мысли о том, что эти послания к ним вполне могут оказаться последними. Конечно, на время связь неизбежно должна была прерваться: почтовой службы на болотах не имелось, и даже этим письмам предстояло лежать без движения, пока в порт не придет очередной ширландский пароход. Инструкций на случай моей гибели в письма включать не пришлось – об этом я позаботилась еще до отплытия, но зловещий подтекст чувствовался за каждой строкой. Оставалось только радоваться, что, когда мать прочтет это письмо, меня не будет рядом.

Но и письмо к матери далось мне куда легче, чем весточка для сына. С каждой написанной строчкой я все отчетливее понимала, что эти слова могут оказаться последней памятью обо мне, и на душе становилось все горше. Конечно, так было с каждым письмом, но теперь это чувствовалось гораздо острее, чем раньше. Короткую записку к сыну я писала дольше, чем все остальные письма, вместе взятые.

К тому времени, как мы были готовы к отъезду, наступил семинис. Конечно, байембийский календарь мало похож на обычный антиопейский, и большинство моих антиопейских читателей могут даже не подозревать, что это значило для данного региона. Посему позволю себе объяснить значимость этого факта, дабы вы все в полной мере оценили нашу глупость.

Начинался долгий сезон дождей.

Поначалу эта перемена принесла немалое облегчение. Со дня нашего приезда в Байембе стояла сушь, посему дышать чистым, будто отмытым от пыли воздухом и видеть, как распускаются цветы, а все золотое становится зеленым, было сущим наслаждением. Но влажность воздуха в это время года убийственна: то, что сухую жару выносить куда легче, чем влажную, – чистая правда. Между тем мы, как вы, возможно, помните, собирались спуститься в район, славящийся обилием дождей.

Фадж Раванго нас предупреждал. Но он был слугой оба, а оба желал, чтобы мы отправлялись поскорей; естественно, предупреждения его не отличались особым усердием. Мы же, со своей стороны, были просто глупы. Никому из нас еще не довелось испытать на себе сезон дождей в Эриге, не говоря уж о болотах Мулина, а Ив де Мошере, великий тьессинский путешественник, чьи записки служили нам едва ли не единственным источником сведений о Зеленом Аде, не слишком распространялся о дождях. Отмахнувшись от предостережений Фаджа Раванго, мы (не без угрызений совести за уготованную нами для них судьбу) нагрузили вьючных ослов и, сами еще того не ведая, распрощались с последними сухими деньками на долгое-долгое время.

Часть третья,

в которой мы терпим ради науки множество лишений и рискуем погибнуть по множеству разных причин

Глава двенадцатая

Знакомство с болотами – Стрекодрак – Мулинские воззрения на собственность – Пятеро гостей – Нас испытывают

Боюсь, для описания природной среды, в которой мы оказались, мне вновь не хватит слов. Но слова, да еще скромные зарисовки – все, чем я располагаю, и при помощи этих инструментов должна сделать все, что смогу. Здесь чрезвычайно важно правильно понять, в каком мире я провела большую часть следующих семи месяцев, и постоянно помнить об этом, читая обо всем, что там происходило.

Началом и концом всего на свете, тем, что не оставляло меня ни утром, ни вечером, ни ночью, ни днем, пусть даже на краткий миг, была жара. Даже на меня, всей душой предпочитающей тепло холоду, она действовала крайне, нередко – до отвращения, угнетающе. На плоскогорье, представляющем собой большую часть Байембе, сухо и ветрено, и эти факторы смягчают, скрадывают тропическую жару. Но в безвоздушных заболоченных низинах, столь метко прозванных Зеленым Адом, подобного неоценимого подспорья нет. Пот в подобном климате облегчения не приносит: воздух так же влажен, как кожа. Вы истекаете потом, он сочится из каждой поры тела, но если его утереть, это поможет лишь на пару секунд, и, кроме обезвоживания, вы этим ничего не добьетесь. Поэтому пот приходится терпеть – до тех пределов, когда вы будете готовы отдать левую руку за холодную ванну, и много далее, пока он не станет вашей новой реальностью, и вы не забудете, что такое быть сухим, не говоря уж о том, что такое холод.