Тропинка в дивный сад

Синее. Первая строчка катрена.Еще не море, уже и не пена.Дожизни вода. Но в ней уже длитсято, что пишу я на этой странице,то, что взлетит непослушным вихромв небо без ножниц – в нем кобальт и хром.Небо довремени. Синь без белил.Но в клетку вонзили уже хлорофилл.В ручку мою уже влиты чернила,в блеске слюды уже зреет черника.Шорох ветвей, не дождавшись до завтра,прет из видавшего виды базальта.А из лазуревой пасти залива

тянутся мхи, расторопша и слива.Синее выжгло себя для другого.Стало невидным и тайным, как слово.

2. Зеленое

Зеленое. Способ пробиться и лечьне хлебом единым, но в жаркую печьплавильного летнего неба. Травойкоросту земли пробивать головой,ветвями царапать безлунную мглуи красным шиповником сдобрить иглу,пугать ластоногих трепетом лилий,бамбуком чертить бессмыслицу линий.Пора. Эта песня нами допета.В кадастрах садов обезумело лето.

В мокрых стволах одноногой березырвет себя сок, как бутыль на морозе.Кружится солнце туда и обратно.Деревья в лесу безмолвны, как правда.Грачонка перо, что похож на комок,с убийственным грохотом падает в мох.

3. Желтое

Желтое. Свет при отсутствии света.Корчатся в озере призраки лета.Голых деревьев глухие пилястры.На жухлой траве горящие астры.Плавают кляксы оранжевых листьев.И бегают в парке контуры лисьи.

Осень. Агония отзвуков лета,оторопь веток до звона скелета.Оторопь неба, простудность глотанийльдистых ветров и дождей бормотаний.И камышей худосочных стропилаизморозь словно гвоздями прибила.Желтое лезет к себе за подкладку,сама на себе же ставит заплатку.Лес в коматозе забвенья. И воткорабль природы на север плывет.

4. Белое

Белое. Это уже не намек, носнег или стыд, что стучится к нам в окна.Отблеск конца при отсутствии смерти.

Не голос, не тишь. Уже что-то третье.Снег. Он улегся чистым белым листом,намекая: может, когда-то, потом…Свет, отразившись, останется светом.Жизнь, завершаясь, не сгинет. При этомнам путь к красоте преграждает зима.Преграда съедает себя же сама.Поземка метет и небо, как вакса.Время любить и собой любоваться.Время последних катренов. И хлебомне с кем делиться. За домом, за хлевомбелоесчернымичерноесбелым.Все пишется слитно почерком беглым…

Ночной крик василиска