Тропой неведомых Миров

От смуглых лиц виновников, казалось, отхлынула вся кровь — они посерели. И юноша, и девушка прекрасно знали суровые законы племени, созданные только лишь для того, чтобы ан–мо–куну могли выжить перед лицом бесчисленных опасностей Леса, и приготовились к самому худшему. Вождь заговорил снова:

— Сегодня никто не погиб, и поэтому солнце не увидит крови ан–мо–куну. Но знайте — вы не только не заговорите друг с другом до самого Месяца Свадеб, но даже не увидитесь. А если вы нарушите мою волю, то никогда — слышите! — никогда ты, Хи–Куру, не назовёшь Джэ своей женой, а она тебя своим мужем! А теперь идите и не знайте ни минуты отдыха, пока хугу–хугу не покинет наш Дом. Я всё сказал.

Человек — или Хан–Шэ — не совсем понял последние слова вождя, но, оглянувшись назад, догадался, что они значили. Десятки лесных людей уже облепили загромоздившую пролом гигантскую тушу хугу–хугу, словно муравьи дохлую гусеницу. В руках ан–мо–куну проворно мелькали серповидные лезвия, которыми они ловко разделывали труп чудища.

Труднее всего было вспороть неподатливую чешую, однако сноровка выручала. Пласты чешуйчатой шкуры отделялись от туши и складывались в кучу. Огромные куски мяса срезались и скатывались в ров, где их сплавляли в реку, подталкивая баграми и копьями. Целые ручьи чёрно–бурой крови также стекали в ров, расплываясь в воде грязными клубами. «Хорошо, что вода во рву проточная, — подумал человек, — а то от этой отравы наверняка приключилась бы какая‑нибудь болезнь». Первые глыбы сероватой плоти поплыли по реке, странно подёргиваясь, — стаи мелких хищных рыбёшек жадно набросились на добычу, — а на огромной туше уже забелели проступившие под срезанными слоями жира и мяса рёбра. Человек отвернулся.

— Мясо хугу–хугу несъедобно, Хан–Шэ, тем более после того, как в кровь попал яд. А вот кое‑что из его внутренностей — мозг, печень… Ну, это дело знахаря. И конечно, шкура. Из неё выйдет хорошая защитная одежда для охотников. В Лесу найдётся немного клыков и когтей, которые могут пробить чешую хугу–хугу. А теперь пойдём, пришелец, имя которому отныне Хан–Шэ, — мы будем говорить.

Хижина вождя располагалась в центре посёлка, на утоптанной земляной площади, служившей местом собраний всего рода, и почти ничем не отличалась от остальных подобных строений, разве что была чуть больше по размерам.

Откинув циновку, закрывавшую вход, вождь пропустил Хан–Шэ вперёд и вошёл сам. Полумрак хижины рассеивало багровое свечение устроенного посередине очага из круга камней. Вокруг очага на расстеленных на земле циновках восседали трое седовласых с неподвижно–каменными лицами. На огне очага на длинных железных прутьях жарилось мясо, капли жира стекали в огонь и сгорали с шипением, распространяя вокруг резкий, но не неприятный запах.

Сидевшие у огня не произнесли ни слова, когда вошедшие опустились на циновки у очага. Затем вождь поднял стоявший на земле сосуд с узким горлом, поднёс его ко рту, сделал несколько глотков и передал посудину человеку. Хан–Шэ последовал примеру хозяина хижины. Нёбо слегка обожгло, потом по жилам растеклось приятное тепло. «Какой‑то хмельной напиток — и не из самых худших. Конечно, это не рубиновое вино из горных ягод…». Рубиновое вино

… Откуда это? Человек попытался вспомнить, но внезапная резкая головная боль заставила его отступить. Ладно, попытаемся позже…

— Когда ты вышел из Леса, не все старейшины приняли тебя, — вождь окинул быстрым взглядом сидевших подле очага. — Некоторые считали, что ты злой дух Леса, принявший облик человека, и что тебя следует отдать Реке и рыбам хам–хам. Мы спорили… Сошлись на том, что злой дух, пришедший с тайным, знал бы наш язык и обычаи, тогда как ты… В общем, тебя оставили в Доме. Сегодня ты одолел хугу–хугу и спас очень многих из народа ан–мо–куну. Но всё‑таки, поскольку дар речи к тебе вернулся, расскажи о себе. Мы живём среди опасностей и должны знать многое, чтобы род продолжал жить. Говори, Хан–Шэ, мы слушаем.

— Я мало что могу сказать вам, вождь и старейшины. Я не помню ничего из своей прошлой жизни, — …прошлого воплощения, — прошелестело в мозгу, и человек помотал головой, отгоняя наваждение. — Я очнулся на берегу реки, один, без оружия, в той самой одежде, в которой я пришёл сюда. Я шёл через Лес вдоль берега Реки, шёл долго. Мне повезло — я не встретил никого из хищных тварей Леса на пути (человек благоразумно решил умолчать о встрече с серым зверем, а также о том, чем эта встреча закончилась — зачем вызывать ненужные вопросы старейшин, как он сумел безоружным выйти из этой схватки победителем) и к вечеру добрался до Дома ан–мо–куну. Остальное вы знаете. Это всё, что я могу сказать. В моем сердце нет места для зла по отношению к отогревшим и накормившим меня. Я могу быть полезен — вы видели сегодня.