Тропы «Уральского следопыта»

Ивановский знал, что в Свердловске погода не лучше, чем в Тюмени, поднял взгляд, оглядел всех по очереди и остановился на Крылове:

— Вы тоже считаете, что в Кольцове условия посадки более благоприятные?

00 час. 55 мин.

Салон самолета № 75410

Девушка плакала. Плакала с закрытыми глазами, откинув голову на стенку буфета, и, если бы не слезы, капавшие с ресниц на щеки и мелко вздрагивающие плечи, можно было бы подумать, что она спит. Спит сидя.

Петр Панфилович стоял перед ней в недоумении: «Что ты там такое сморозила? Приволокли, как куль с картошкой… И что, милая, мне с тобой делать? Утешать? По какому случаю?»

Петра Панфиловича занимала не столько сама девушка, сколько вопрос, что с ней стряслось такое?

«Хм. Так что же тебя так напугало?.. Позволь, но ты ведь, милая, сидела у иллюминатора», — сообразил Петр Панфилович.

— Эй! — покачал он девушку за плечо. — Ниночка, прошло?

Девушка заплакала еще сильней, Петр Панфилович смекнул: «Инна, боже мой!»

— Инночка, — нагнулся он к ней, продолжая осторожно теребить ее за плечо. — Чего ты кричала? Может, я помогу, а? А может, что в иллюминаторе увидела? Ну, что ты там такое увидела?

Он был близок к разгадке, но ему помешала Людмила. Вошла, задернула за собой штору и спросила, кивнув на девушку:

— Ну и как? Жива?

— Жива! — откликнулся Петр Панфилович. — Говорить вот не хочет.

— Это хорошо, что молчит. А вы что хотели узнать от нее?

— Да так, пустяки, — махнул рукой Петр Панфилович, уловив и в голосе, и во взгляде бортпроводницы настороженность.

— Сейчас мы ей дадим успокаивающее, — сказала Людмила.

Открыла свою сумочку, порылась, нашла снотворное — в хабаровский рейс она всегда брала с собой снотворное, иначе из-за пятичасовой разницы во времени там не уснешь.

— Да, — вспомнила она. — У вас, товарищ Веселый, нет случайно с собой жаропонижающего? Мальчик в первом салоне температурит.

— Ну! — расплылся в широкой улыбке Петр Панфилович. — Я такого с собой не вожу. А вот жароповышающее — это пожалуйста. Могу угостить.

— Спасибо, — отрезала Людмила. — Вот вернетесь в свою Читу, там и употребляйте жароповышающее… А ну, товарищ «заяц», помогите!

Петр Панфилович с готовностью нагнулся, он уже знал, что надо делать — надавить больший пальцем на подбородок девушки. Людмила ловко забросила ей в рот таблетку, дала запить и… Петр Панфилович невольно отшатнулся: в упор на него глядели черные и пустые глаза. И такой в их черной глубине был ужас!..

— Садитесь, — указала Людмила Веселому на контейнер с грязной посудой. — Сейчас я вас накормлю вторым ужином. Вы заслужили. Садитесь. — Но Петр Панфилович продолжал стоять, оглядываясь по сторонам: «Тюрьма… Ни одного иллюминатора. Вот почему тебя, милая, затащили на кухню — здесь нет ни одного иллюминатора!»

Вернулась Таня.

— Ну? — спросила ее Людмила. — В порядке?

— Все привязались. Но кто спал — я не будила. Правильно?

— Правильно, — ответила Людмила. — Иди помой вилку и нож, покормим нашего помощника.

— А! — рассмеялась Таня. — почему, думаю, вы его не отправите в кресло? На него приказ командира не распространяется?

— Распространяется! — сообразил Петр Панфилович. — Мое место — шесть «д»!

Людмила резко поднялась и загородила ему выход в салон.

— Куда же вы? Собирались вместе со мной в читинском ресторане…

— Ага, — расплылся в улыбке Петр Панфилович, однако и сам почувствовал, что улыбка вышла жалкой; всюду, куда он ни смотрел, перед ним были черные и стеклянные, как иллюминаторы, глаза девушки. «Что она такое увидела? Наверняка что-то увидела…»

Петр Панфилович, когда надо, мог проявить дьявольскую изобретательность.

— Ой! — вскрикнул Петр Панфилович, «на глазах» бледнея и даже зеленея. — Увидел курицу и… Ой! — зажал он рот рукой, и Людмила тотчас поняла:

— Потерпите, достану!

Она кинулась к буфету, выдвинула один ящик, второй… Когда она повернулась к Веселому с гигиеническим пакетом, того уже и след простыл.

Людмила раздвинула шторы: Веселый был «вне досягаемости» — открывал дверь в хвостовом туалете.

— Чтоб тебя! — швырнула Людмила пакет на столик буфета. — Лови теперь этого «зайца»!

В туалете Петр Панфилович не пробыл и минуты. А когда возвращался, осторожно, стараясь не разбудить пассажиров, выглянул в иллюминатор. Он увидел серебристое, освещенное луной левое крыло самолета, размытый, но тем не менее хорошо различимый круг от винта крайнего двигателя… «Что же там ее ошарашило?..» Петр Панфилович подался к иллюминатору еще немного, его беспокойный и нетерпеливый взгляд скользнул ко второму мотору, ближнему, и Петр Панфилович на мгновение оцепенел: на фоне белых, ярко подсвеченных луной облаков чернели лопасти неподвижного пропеллера… «Вот оно что!»

Чувствуя слабость во всем теле и не помня, как добрался, он рухнул в свое кресло и закрыл глаза: перед его мысленным взором тотчас возникли лопасти, похожие на рога. Два черных рога…

«Вот что было у нее в глазах», — понял Петр Панфилович и тотчас услышал ее крик — теперь он знал, что она кричала: «Падаем!»