Тропы «Уральского следопыта»

Гришкина жена вроде успокоилась, но тут же снова подступила с расспросами:

— Да как вы в Беренчае-то оказались?

— Стало быть, надо стало. — Касьян посчитал, что этого ответа вполне достаточно. — Гуляй, Сивый, отдыхай, — хлопнул он коня по крупу.

Женщины переглянулись, но спрашивать больше ни о чем не стали: осердится мужик по-настоящему.

— Экий вы народ, — пробурчал Касьян. — Все вам сразу, без остановки выкладывай. Нет, чтоб, как водится, накормить, напоить, а потом уж расспросы вести… Ты не уходи, — кивнул Касьян жене спарщика. — Тут Гришка тебе кой-чего прислал. Дай только груз домой стаскать. А то сяду, и меня уже не подымешь.

В избе Касьян разделся, сбросил изопревшие олочи, сел на лавку, вольно привалился к стене. Ноют у Касьяна ноги, ломит тело, но все равно ему хорошо.

Маленький Сашка забрался к отцу на колени, теребит его за бороду. Касьян опустил сына на пол, дал легкого шлепка. Сашка не обиделся, сказал сурово:

— Большой, а дерешься.

— Разве можно отцу так говорить? — кинулась к нему мать.

Касьян считает, что растить детей надо в строгости, но Сашке прощает пока многое: мал еще.

— Пойдем лучше, сына, вьюк разберем, посмотрим, что там для тебя лисичка послала.

— Пойдем, — обрадовался Сашка.

Ждать подарков от лисички научила соседская Оля Коробова.

Отцу, хочешь не хочешь, надо приносить подарки — от лисички даже черствый промерзший хлеб Сашка ест с удовольствием.

Вьюк большой — из двух тюков. Касьян развязал один из них, не спеша стал доставать мешочки, туго обмотанные бечевой свертки, банки. Женщины любопытны не меньше Сашки, ощупывают каждый сверток, стараются угадать, что в нем.

— Это Григорий прислал, — показал Касьян на несколько объемистых мешочков.

Женщины не утерпели, сразу развязали мешочки: что в них? Григорий прислал, оказывается, самое необходимое: муку, сахар, дрожжи для стряпни, ребятишкам мелкие подарки.

Тем временем вечер уже подобрался, посинели окна. Катерина лампу зажгла. Касьян хотел попросить зажечь еще одну лампу — темно, но вспомнил, что в доме керосину осталось, должно быть, всего ничего, промолчал.

— Да как же вы в Беренчае-то оказались? — снова подступила к Касьяну Гришкина баба.

Катерине это все вроде бы без интереса, разбирается с покупками, но Касьяна не проведешь: видел он, как Катька жену Гришки в бок подталкивала. Касьян ухмылку в бороде прятал.

— Приболел твой мужик маленько, вот мы и решили крюк сделать. Да ты не пугайся, — сказал Касьян, увидев, как у бабы округлились глаза. — А управляющий наш и сказал Григорию: дескать, поезжай в район, отвезешь там бумаги какие-то и за попутьем врачам покажешься.

Касьян вранья не любил, но тут куда денешься: плачь, да ври. Бабы народ дурной, скажи им правду про Гришку, еще крик поднимут.

И еще Касьяна мучит: надо бы сказать людям, что уехать он решил и им того советует, но не повернется язык вот так сразу сказать такое. Касьян мужик решительный, а эти слова отложил до подходящего случая. За окнами шаги послышались. Не иначе, как идут мужики Касьяна проведать, расспросить, как промысел был.

Чанинга — деревня без дорог. Только слабые тропы вьются вокруг деревни, да и до первого ветра — враз снегом заметет. И тогда неделями вокруг деревни нетронутый белый снег. Ти-ихо живет Чанинга, так же тихо, как падает в теплое безветрие снег с низкого неба. Поэтому возвращение охотника с промысла — событие большое. Для всей деревни. Тут уж соседи дома не усидят. Касьян это знает. Вот и еще одни шаги к дому скрипят.

6

В доме пекут хлеб. Квашня с тестом из новой муки, поставленная с вечера, ко времени не укисла, и теперь — зимнее солнце давно над деревьями — Катерина все еще возится у широкого зева русской печи.

Чанингским печам завидует всякий, кто вольно или невольно попадает в эти места. Даже в Беренчае во многих новых домах стоят железные печки: кирпича из города в такую даль не навозишься. Выстроят дом и, хочешь не хочешь, железную печь ставь. Пока топится — жарко, хоть до исподнего раздевайся, а прогорели дрова — холод сквозь стены лезет.

А в Чанинге печи из битой глины. Били глину в давние неторопливые времена дюжие мужики, били до пота, до ломоты в спине. Но зато печи получались добрые. На век. Сгорит, бывало, дом, а печь стоит целехонькая. Расчищали пожарище и новый дом ставили вокруг печки.

Стряпать хлеб — работа жаркая. Катерина пока садила да вынимала хлебы, притомилась. Опустилась на лавку, поправила выбившиеся из-под платка волосы, огладила располневший живот. Посмотрела в сторону широкой деревянной кровати.

— Проснулся уже? Приснилось чего?

— Ничего не приснилось, — с хрустом потянулся Касьян.

Любит Касьян, когда в доме пекут хлеб. Добрый он в такой момент, распаренный. Катерина его тогда хоть ругай — только улыбаться будет.