Тростниковые волки

П.: (После некоторого размышления.) Да. Через этот мир. И через другие. Через много миров.

В.: Вас конвоировали из одного мира в другой мир через много других миров?

П.: Да.

В.: И вас потеряли?

П.: Да.

В.: Почему это случилось?

П.: (После очень долгого раздумья, несколько минут молчания.) Нет слов.

В.: Вы были причиной того, что вас потеряли? Вы так сделали?

П.: Нет, не я. Причина тут. В этом мире. Но я не могу сказать. Нет слов.

В.: Скажите, а зачем вас конвоировали?

П.: (После раздумий.) Чтобы наказать. Покарать? Наказать. Какое слово правильное?

В.: Оба правильные. А за что вас наказывать? Вы совершили что-то плохое?

П.: Да. Нет. Я не знаю. Что такое «плохое»? Я совершил то, что нельзя.

В.: Вы нарушили какие-то правила?

П.: Да.

В.: А что вы совершили?

П.: Нет слов.

В.: А что за правила вы нарушили?

П. (После раздумий.) Нет слов.

В.: А кто придумал и установил эти правила?

П.:

Нет слов.

В.: Так. Ну, хорошо. Вернемся к тому, для чего мы уже нашли слова. Вы сказали, что вас конвоировали корректоры. Вы сказали, что это самое близкое слово, какое вы нашли. Так?

П.: Да.

В.: Но если «корректор» – самое близкое слово, значит, эти люди что-то корректируют? Так?

П.: Ммм… ммм… Нет. Да.

В.: Что это значит?

П.: Вы всё время задаёте вопросы так, что на них нет ответа. Вы спросили «эти люди что-то корректируют», так? Они корректируют, так. Но это не люди.

В.: То есть корректоры – это не люди?

П.: Да.

В.: А кто? Хотя подождите, я знаю ответ. «Нет слов», да?

П.: Нет слов. Да.

В.: А вы – человек?

П.: Нет.

В.: Если я спрошу «кто вы», то вы ответите, что нет слов, да?

П.: Нет слов. Да.

В.: Но вы выглядите как человек! Вы говорите на человеческом языке.

П.: Я в теле человека. И этот человек знал язык. И теперь язык знаю я. Но я – не этот человек.

В.: То есть вы находитесь в чужом теле?

П.: Да.

В.: А чьё это тело?

П.: Я не знаю. Я оказался здесь, когда меня потеряли…

Так… тут сейчас долгий такой диалог, он неинтересный… – Доктор зашелестел бумагами, перелистнул несколько страниц и остановился:

– Да, вот отсюда. Здесь продолжение.

В.: А что они корректируют?

П.: (После раздумий.) Судьбу.

В.: Судьбу?

П.: (После раздумий.) Я не уверен, что это правильное слово. То, как должно быть? То, как потом будет?

В.: Вероятно, это правильное слово. Оно означает человеческую жизнь. Или жизнь вообще, необязательно человеческую. Жизнь во времени – от начала до конца.

П.: Всё равно не то. Это не то слово. Нет слов, чтобы сказать.

В.: Но это близкое по смыслу слово, да?

П.: Да. Самое близкое, что есть в вашем языке. Они корректируют то, как должно быть. Когда что-то идёт не так. Они появляются. Они корректируют. И исчезают.

И так далее. В общем, мы с ним долго общались, – сказал Клочко и отложил папку в сторону. – Он утверждал, что эти люди… или, вернее, не люди, эти корректоры – некие существа, которые восстанавливают правильный ход судьбы, если тот нарушается. Они транспортировали его после совершения им какого-то правонарушения и по какой-то причине потеряли здесь. Поначалу он очень переживал и ждал их практически каждый день. А потом вдруг неожиданно успокоился и сказал, что он здесь… я не помню дословно, надо искать… ну, что он здесь, в своей палате, находится в безопасности. Я спросил, значит ли это, что корректоры за ним не придут, но он ответил, что они в любом случае придут и что это только вопрос времени. Просто здесь они его не видят и по этой причине могут прийти не скоро.

Помимо корректоров и этих… «миров»… в его бреде прослеживались ещё два устойчивых элемента.

Первый – «анфилада». Время от времени у пациента наблюдалось онейроидное помрачение сознания… это… будто «сны наяву»… больной в такие периоды обычно просто сидел на месте, часто с открытыми глазами, но совершенно не реагировал ни на какие посторонние раздражители. Это могло продолжаться от нескольких минут до нескольких часов, один раз длилось почти сутки. По окончании онейроида я пытался выяснить содержание иллюзий и переживаний больного, однако он крайне скупо отвечал на мои вопросы. Его ответы сводились к тому, что он был в «анфиладе» и что он что-то или кого-то там искал. Иногда, по его словам, он встречался там с другими, но он отказывался говорить, с кем и зачем он там встречался.