– Кто, кто идёт? – спросил я и подошёл к нему вплотную, чтобы помочь подняться, но он больше не пытался встать, он лежал на боку.
Я хотел нагнуться к нему, но в этот момент почувствовал лёгкое головокружение и сам чуть не упал. Я взмахнул в воздухе руками, чтобы удержаться на ногах, затем осторожно сел на край кровати, и тут почувствовал это.
Я не могу сформулировать словами, что это было за ощущение. Это какое-то внутреннее чувство, не имеющее ничего общего с человеческими органами чувств, какая-то мысль или, вернее, не мысль, а какой-то фон психической деятельности,
словно что-то в глубине меня…Боюсь, что я никак не смогу этого описать.
Одновременно с этим чувством появилась дрожь. Сначала мне показалось, что это моя галлюцинация, что дрожь как-то связана с этим новым чувством, возникшим у меня, но уже через десять-пятнадцать секунд я понял, что дрожит пол, кровать – вообще всё здание. Я обвёл глазами комнату и остановил взгляд на стакане с водой, стоявшем на столе. Стакан явственно дрожал – я видел круги на поверхности. Круги становились всё больше и больше, и в какой-то момент лежащий у моих ног человек вдруг выгнулся, резко распрямив спину, словно в истерической свече или от удара током. Дрожь достигла своего апогея, и внезапно всё стихло.
Чувство у меня пропало.
Человек на полу расслабился.
Здание перестало трясти.
Я внимательно смотрел на стакан, на поверхность воды, которая вдруг стала ровной, как будто и не было никакой тряски всего секунду назад.
Человек на полу развернулся и медленно встал на ноги.
– Они здесь, – сказал он.
Я попросил остановить машину ниже по улице, чтобы её не было видно из дома номер сорок шесть. Затем протянул водителю деньги и попросил подождать меня. Он внимательно, на свет, рассмотрел протянутые купюры, затем довольно ответил:
– Да я вас тут неделю ждать буду, если надо. Только стану во-о-он там, – он показал рукой, – тут парковка запрещена. Вам назад в Олыку не надо будет ехать?
– Нет, – сказал я, – в Олыку мне уже не надо. Но куда-то мне ещё сегодня понадобится, это точно.
Я вышел из машины и огляделся по сторонам. На улице было всего несколько прохожих, быстро семенящих по своим делам, почему-то казалось, что они идут домой. Наверное, потому, что в такое время все нормальные люди идут домой. Один я пробираюсь мимо огромной мусорной кучи – прямо преследуют меня эти кучи в последнее время, – чтобы, пригибаясь к земле, как заправский конспиратор, добежать до дома Гадалки и прижаться к стене.
Было тихо. Где-то в отдалении проехал автомобиль, затем где-то залаяла собака. Дом Гадалки представлял собой мрачную тёмную громадину – ни единого луча света не появлялось из окон, ни единого звука не доносилось изнутри. Я осторожно обошёл его по периметру – в темноте я чуть не упал, споткнувшись о парапет заколоченного подъезда.
Дверь, через которую мы вошли в прошлый раз, была плотно прикрыта. Вывески о коррекции кармы не было. Я собрался с мыслями и потянул на себя ручку двери. Дверь нехотя поддалась.