Тростниковые волки

– Не подходите, – сказал я, – стойте там, где вы стоите сейчас.

– А то что? – спросил он недоумённо и, осторожно ступая, стал спускаться. Я держал его на прицеле, пока он не дошёл до самого дна оврага и не подошёл к своей дочери.

– Девочка моя, – сказал он ласково и погладил её по голове. Несмотря на добродушное выражение лица, в его голосе прозвучали еле заметные металлические нотки. Русалка сидела понурившись и не сопротивлялась.

– Ну что, – сказал он мне, – похоже, это последняя остановка?

Вблизи было видно, что у него сейчас яркие жёлтые глаза, даже в лунном свете это нельзя было не заметить. Также, когда он ухмылялся, становилось видно, насколько сильно из общего ряда зубов у него выделялись клыки – странно, что я не замечал этого раньше.

– Верните мне Вербу. – Я попытался начать переговоры, хотя уже знал, что он ответит.

– Во-первых, мне кажется, сутки уже миновали. А во-вторых, я всё равно не мог бы этого сделать, вы же догадались об этом, да, Клёст?

Я хмуро кивнул, не опуская ружья.

– Ну хватит, хватит дуться. Посуди сам – что нам остаётся? Только смириться. Смириться с неизбежным и принять судьбу – ту, которая нам уготована.

– Мы не знаем своей судьбы, – сказал я.

– Но мы можем проверить, – сказал он и сделал шаг в мою сторону.

Я поднял дуло в небо и спустил курок.

Прогремел выстрел.

Ружьё чуть не вырвало отдачей у меня из рук. Эхо выстрела разлетелось вокруг, ударяясь в стены оврага и едва не сотрясая землю у нас под ногами, но уже спустя секунду оказалось проглочено листвой окружающих нас деревьев. Караим остановился.

– Ну вот, – сказал он, – распугал птиц.

– Тут нет птиц, – ответил я.

– Ты прав. Тут никого нет. Это место оставалось закрытым для всех очень долгое время. Сюда никто не мог попасть.

– А никому и не надо было приходить сюда.

– Надо – не надо… Какая теперь разница? Мы уже здесь, так? Я, ты, моя дочь и жетоны Ганса Брейгеля.

– А Верба?

– Да забудь ты о ней. Ты уже не сможешь её вернуть, когда же ты с этим смиришься наконец?

– Ну… возможно. Но попробовать-то стоило.

Караим изменился в лице.

– Что… что попробовать? Что ты сделал? Ты что – позвал корректоров? Ты понимаешь вообще…

Он замолчал и обернулся.

В следующую секунду с ним произошла дивная метаморфоза.

Он слегка приподнялся, оторвавшись от земли, и дальше каждая часть, каждая клеточка его тела вдруг зажила какой-то своей жизнью, устремившись куда-то по одной ей ведомой траектории. Руки и ноги его стали заплетаться в совершенно фантастические косы, его голова пригнулась к туловищу и с силой вдавилась в него. Всё, что раньше было частями тела Караима, теперь стало подниматься вверх и с размаха врезалось в какую-то невидимую плоскую преграду. Затем такая же преграда появилась справа, слева, спереди и сзади, и через несколько секунду стало очевидно, что тело Караима, теперь уже полностью потерявшее сходство с человеческим телом, плотно заполняет собой невидимый куб, висящий на высоте трёх метров над землёй.

Одновременно с тем, как Караим поднялся в воздух, Русалка упала на землю и начала биться в конвульсиях. Обе эти картины – заливающийся снизу вверх в куб Караим и дрожащая крупной дрожью с летающими во все стороны руками и ногами Русалка – были у меня перед глазами, справа вверху и слева внизу, словно элементы какой-то диковинной композиции забытого художника-сюрреалиста.

Куб, который раньше был Караимом, через несколько секунд принял полностью правильную форму, а затем вспыхнул ярким светом, ослепив меня и заставив отвернуться. Когда свет погас, куба уже не было.

И в следующую секунду я увидел корректоров.

Тот, что стоял ближе всех, был суховатым седым мужчиной с оспинами по всему лицу, одетый в тёмный костюм и тёмную рубашку, – разглядеть цвет при таком освещении было сложно. Галстука на нём не было.

Справа, метрах в шести позади первого, стоял ещё один. Это был крупный мужчина с копной тёмных волос, в джинсах и совершенно белоснежной рубахе, насколько позволял разглядеть лунный свет, с синей или зелёной вышивкой.

Наконец, слева я увидел третьего корректора. Это была женщина – простоволосая, в лёгком летнем платье с каким-то растительным орнаментом. Она казалось одетой не по сезону легко, но было видно, что ей совсем не холодно.

Я сделал два шага вперёд, по направлению к ним, и вскинул ружьё.

– Не подходите, – крикнул я, – я буду стрелять!

– Неужели ты думаешь, что сможешь причинить мне вред, прострелив это тело? – спросил первый корректор.

– Нет, – сказал я, – но я заставлю вас потерять время. Разве это – не то, чем вы больше всего дорожите?

Первый корректор оглянулся на второго и снова посмотрел на меня.

– Что ты хочешь? – спросил он. – Мы не можем оставить её здесь, она – преступница, которая должна отправиться с нами.

– Я знаю, – сказал я, – но вы ведь можете забрать только её саму, без тела. И вернуть в это тело человека… который был тут раньше.

Корректоры снова переглянулись.