Троцкий

Генерал А. С. Лукомский вспоминал позже в Берлине, что никто не обратил внимания на рост недовольства в тылу деникинских войск. «Грабежи и реквизиции, бесчинства возвращавшихся старых хозяев, ухудшение условий жизни беднейших слоев, – пишет генерал, – подтачивали тыл Деникина». Приказ о «самоснабжении» частей привел к погоне за «военной добычей». По донесениям разведки Троцкий тоже знал, что положение Деникина непрочно. В конце июня 1919 года, находясь в Воронеже, нарком писал: «Банды Деникина, продвигающиеся с Юга, – это уже не авангард англо-французских войск, нет, – это вся та армия, которую контрреволюция способна ныне выдвинуть против нас. За спиной у Деникина нет ничего, кроме враждебного ему тыла»{385}. Обыватели в страхе смотрели на «спасителей», которые часто были похожи на обыкновенных мародеров. Растянутая на широком фронте Добровольческая армия противостоять мощному удару дивизий красных не смогла. Части Деникина покатились на юг значительно быстрее, чем шли к Москве. Главком метался, отдавал приказы, выдвигал на наиболее угрожаемые направления последние резервы, писал обращения к офицерской чести – все было напрасно…

К концу 1919 года Красная армия уже была в Ростове, Новочеркасске, приближалась к Новороссийску. Незадолго до падения Ростова Деникин, чувствуя, что Белое движение не простит ему этого поражения (увы! У всех неудач должны быть виновники, и обычно ими становятся высшие руководители), подготовил нечто вроде политического завещания: «Наказ Особому совещанию» (правительству). Деникин продиктовал одиннадцать пунктов. Из-за пространности документа приведу лишь некоторые идеи «Наказа».

Единая, Великая, Неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Борьба с большевизмом до конца. Военная диктатура. Всякое противодействие власти – и справа, и слева – карать. Вопрос о форме правления – дело будущего. Русский народ создаст верховную власть без давления и навязывания. Внешняя политика – только национальная русская. За помощь – ни пяди русской земли. Проявление заботливости о всем населении без различия. Противогосударственную деятельность пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами. Прессе – содействующей – помогать, несогласную – терпеть, разрушающую – уничтожать. Суровые кары – при посредстве Управления Юстиции…{386}

Генеральский «Наказ» в немалой степени отражал умонастроения значительной части не только тех, кого советская власть сделала «бывшими», но и либерально-демократического крыла политических сил России, со страхом взиравших на плоды великого потрясения.

Именно этой теме посвятил генерал А. И. Деникин свои пятитомные воспоминания. Еще не затихли последние залпы Гражданской войны в России, а Деникин осенью 1921 года, находясь в Брюсселе, «невзирая на трудности и неполноту работы в беженской обстановке – без архивов, без материалов и без возможности обмена живым словом с участниками событий, решил издать свои очерки». Во вступлении к «Очеркам» вчерашний главнокомандующий вооруженными силами написал:

«В кровавом тумане русской смуты гибнут люди и стираются реальные грани исторических событий… После свержения большевизма, наряду с огромной работой в области возрождения моральных и материальных сил русского народа, перед последним с небывалой еще в отечественной истории остротой встанет вопрос о сохранении его державного бытия. Ибо за рубежами русской земли стучат уже заступами могильщика… Не дождутся. Из крови, грязи, нищеты духовной и физической встанет русский народ в силе и разуме»{387}

.

Прежде чем написать эти строки, всего за полтора года до этого, Деникин пережил полное крушение всех своих личных надежд и честолюбивых планов. Перед глазами генерала все еще стоял забитый до отказа войсками Новороссийск, куда все прибывали и прибывали части, отступавшие под натиском Красной армии. Генерал Кутепов, оборонявший город, доложил тогда Деникину, что более суток его деморализованные части не выстоят. Нужно уходить сегодня же… Деникин никогда не смог забыть, как погибали в давке у трапов перегруженных судов его «добровольцы», как стрелялись офицеры, отчаявшиеся получить место на пароходе, как просыпались низменные чувства перед угрозой надвигающейся смерти. Это была безысходность. «Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, – вспоминал генерал, – когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом…» В числе последних Деникин с начальником своего штаба генералом Романовским вступил на борт миноносца «Капитан Сакен».