Троцкий. «Демон революции»

Одна из величайших в истории мистификаций захватила своим дурманом десятки миллионов людей. Колоссальная, несчастная, обманутая страна судила лжеврагов. В разведке также шла страшная чистка. В НКВД в 1937–1938 годах было репрессировано 23 тысячи сотрудников. Доносили друг на друга, чтобы выжить. Подозрения превращали людей в подлецов. Начальник 1-го отдела Главного разведывательного управления РККА А.И. Старунин сообщал «наверх»: в результате «вражеского руководства разведкой Красная Армия осталась фактически без разведки. Накануне крупнейших событий мы не имеем «ни глаз, ни ушей». С 1938 года по 1940-й были уничтожены три руководителя разведывательного управления Красной Армии: Я.К. Берзин, С.П. Урицкий, И.И. Проскурин, почти все заместители начальника управления, большинство начальников отделов… Незадолго до ареста Проскурин как о большом достижении докладывал: «Репрессировано более половины личного состава разведки…»{155}

В центре гигантской скамьи подсудимых виднелась тень изгнанника. «Хотя Троцкий находился за тысячи километров от зала суда, – писал Александр Орлов (напомню: один из высокопоставленных советских разведчиков, порвавший с советским режимом в конце 30-х годов), – все знали, что именно он, как и на предыдущих процессах, был здесь главным подсудимым. Именно ради него вновь пришла в действие гигантская машина сталинских фальсификаций, и каждый из подсудимых отчетливо чувствовал, как пульсируют здесь сталинская ненависть и сталинская жажда мщения, нацеленные на далекого Троцкого»{156}. Вместе с тем сегодня ясно, что на процессах, фальсифицированных от начала до конца, иногда упоминались факты, имевшие некоторое отношение к действиям Троцкого.

Троцкий также отвечал Сталину жгучей ненавистью. Но посудите сами: что может чувствовать человек, у которого уничтожили почти всех близких по воле другой личности? Как должен относиться к нему пострадавший? Разве не естественна в этом случае ненависть? Но Троцкий не хотел, чтобы о нем думали так. Он никогда не считал, что борьба «левой» оппозиции сводится в конечном счете к личной борьбе. Все было неизмеримо сложнее. Поэтому, когда изгнанник продолжил свою работу над политической биографией Сталина, то написал в предисловии: «В известных кругах охотно говорят и пишут о моей ненависти к Сталину, которая внушает мне мрачные суждения и предсказания. Мне остается по этому поводу только пожимать плечами. Наши дороги так давно и так далеко разошлись и он в моих глазах является в такой мере орудием чуждых мне и враждебных исторических сил, что мои личные чувства по отношению к нему мало отличаются от чувств к Гитлеру или японскому микадо. Что было личного, давно перегорело. Уже тот наблюдательный пункт, который я занимал, не позволял мне отождествлять реальную человеческую фигуру с ее гигантской тенью на экране бюрократии. Я считаю себя поэтому вправе сказать, что никогда не возвышал Сталина в своем сознании до чувства ненависти к нему»{157}. Сказано с достоинством, которое никогда не было ведомо его главному противнику.

Но вспоминал ли Троцкий, что в бытность «вторым человеком» в государстве он сам закладывал основы беззакония? В ноябре 1922 года бакинские руководители Киров, Васильев, Полуян докладывали в Политбюро о процессе над эсерами. В сообщении говорилось, что из 32 обвиняемых восемь человек (Голомазов, Плетнев, Зайцев, Самородова, Одинцов, Клешанов, Карашарли, Иванов) приговорены к расстрелу. В конце сообщения были слова: «Замену высшей меры наказания считаем совершенно невозможной…»{158} При голосовании члены Политбюро Ленин, Троцкий, как, впрочем, Сталин и Молотов, без колебаний высказались «за». Традиции беззакония и жестокости закладывались давно. Сталин прошел хорошую школу у Ленина и Троцкого…

Даже после убийства Троцкого Сталин по-прежнему будет бояться его тени. В декабре 1947 года Сталин отдаст зловещее распоряжение Министерству внутренних дел о создании тюрем и лагерей самого строгого режима для особо опасных государственных преступников, и в первую очередь «для троцкистов, террористов, меньшевиков, эсеров, националистов…». Подумать только: и в 1947 году Сталин продолжал твердить об опасности со стороны троцкистов! В личном архиве Сталина хранится ответ министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова. Уже в начале февраля 1948 года тот докладывал:

«ЦК ВКП(б), товарищу Сталину И.В.

В соответствии с Вашим указанием при этом представляю проект решения ЦК ВКП(б) об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников…

Прошу Вашего решения»{159}.

Сталин, конечно, решил, и вскоре его воля была закреплена постановлением Совета Министров № 416–159 «ос» от 21 февраля 1948 года и приказом МВД СССР № 00219 от 28 февраля 1948 года.