Троцкий. Книга 1

Документ впервые напечатан в 1929 году в пятом номере журнала "Пролетарская революция" уже после депортации Троцкого из СССР. В "Биографической хронике" указано, что Ленин обсуждал вопрос со Сталиным где-то между 22 час. 50 мин. и 23 час. 30 мин. 3 января 1918 года[115]. Вызывает некоторое удивление то обстоятельство, что Ленин не может ответить Троцкому, пока не "посоветуется" с наркомнацем Сталиным. Возможно, в это время у Троцкого возникли на переговорах вопросы о самоопределении наций? Тем более что на очередном пленарном заседании 11 января 1918 года глава немецкой делегации Кюльман спросил Троцкого: "Каковы… способы волеизъявления у такого вновь возникшего народного целого, при посредстве которого оно могло бы фактически проявить свою волю к самостоятельности, и в частности к отделению?"

[116]. На что Троцкий, как явствует из документов, ответил, что вопрос о будущей судьбе самоопределяющихся областей (Украина, Польша, Литва, Курляндия. — Д.В.)

должен решаться в условиях полной политической свободы и отсутствия какого-либо внешнего давления. Но "голосование должно происходить после вывода оттуда чужеземных войск и возвращения на родину беженцев и выселенцев"[117]. Может быть, об этих шагах хотел узнать Троцкий у Ленина, а тот, прежде чем ответить, непременно хотел "посоветоваться" по этим вопросам со Сталиным? Но Сталин был слишком заурядным человеком и едва ли мог обогатить Ленина в этом сложном вопросе…

Почему я сомневаюсь в абсолютной подлинности этого документа? Меня настораживает вот какое обстоятельство. Когда Троцкий был окончательно предан анафеме и наступила "полночь эпохи" — роковые 1937–1938 годы, на Советскую землю пришла не только ночь "длинных ножей", но и пора мрачных спектаклей сталинских фарисеев, приложивших руку к фальсификации событий прошлого. В этот круг лиц, переписывавших историю, порой попадали и достаточно известные люди. Я не знаю, по своей ли воле Е.Стасова и В.Сорин написали записку в ЦК по поводу необходимости "уточнения" протокольных записей ЦК по Брестскому договору и исправления "неправильного освещения роли Сталина в этом вопросе". Впрочем, позволю привести несколько выдержек из этого пространного документа, написанного 7 мая 1938 года, который Сталин, ознакомившись и, видимо, одобрив, направил для информации Молотову, Ворошилову, Жданову, Кагановичу, Аддрееву.

В записке в ЦК ВКП(б), в частности, говорится:

"Заседания ЦК в 1917–1918 гг. не стенографировались… Черновые записи набрасывались на самом заседании ЦК одним из следующих трех членов ЦК — тов. Стасовой, Свердловым, Иоффе, которые сами принимали участие в прениях и поэтому не могли вести мало-мальски обстоятельных записей… Слова, помещенные секретарями в записи речи Ленина на заседании ЦК 23 февраля (1918 г. — Д.В.): "Сталин не прав, когда он говорит, что можно не подписывать" ("Протоколы", стр. 249, Сочинения Ленина, т. ХХII, стр. 277), а равно фраза, приписанная товарищу Сталину в его речи на том же заседании: "Можно не подписывать, но начать мирные переговоры" ("Протоколы", стр. 248) — представляют собой явное недоразумение, явное противоречие со всеми известными выступлениями товарища Сталина по вопросу о Брестском мире… Протокольная запись от 23 февраля написана рукой Иоффе, в то время ярого троцкиста, всячески боровшегося против заключения мира и нисколько, конечно, не заинтересованного в том, чтобы с максимальной тщательностью и точностью записывать речи своих противников — Ленина и Сталина…"[118] Далее Сорин и Стасова предлагают в новых изданиях ленинских работ "внести исправления" по всем этим вопросам.

Нетрудно представить, в каком направлении задним числом могли идти "исправления" всего того, что относилось к Сталину или Троцкому. Будущий первый генсек большевистской партии занимал пассивную, выжидательную, центристскую позицию по вопросу о Брестском мире. Когда он стал "корифеем", потребовалось, чтобы его позиция была более четкой, ленинской, а линия Троцкого, естественно, предательской. Хотя сам Ленин с полной определенностью оценил линию главы советской делегации еще 8 марта 1918 года в своем заключительном слове на VII съезде партии: "…я должен коснуться позиции тов. Троцкого. В его деятельности нужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепно использовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Он цитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами было условлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума — мы сдаем… Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда было объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан"[119].