Троцкий. Книга 2

Третью и последнюю эмиграцию Троцкого нельзя понять, не ознакомившись с сотнями его статей, опубликованных в "Бюллетене". Придирчивый читатель сегодня нашел бы в толстых подшивках 87 номеров журнала немало повторов, смысловых и буквальных, отметил бы бедность информации о стране, для которой предназначалось издание, почти полное отсутствие авторов (сам Троцкий — и автор и главный редактор). Но журнал уникален тем, что является зеркалом судьбы изгнанника, исповедовавшего утопическую идею, не смирившегося с узурпатором и тиранией. Насколько беднее была бы человеческая история без таких одержимых людей!

После смерти сына Троцкого "Бюллетень оппозиции" стал выходить на Американском континенте. Об этом, конечно, было тут же доложено "по команде". Сотрудник 5-го отдела ГУГБ НКВД Гукасов рапортовал: "Сообщаем для сведения, что по имеющимся у нас агентурным сведениям, издание троцкистского "Бюллетеня оппозиции" переносится в Нью-Йорк. Изданием "Бюллетеня" будет заниматься Сара Вебер"[75]. Докладывали и о других троцкистских изданиях. Заместитель начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД П.А.Судоплатов сообщал: "Журнал 4-го Интернационала, издававшийся в Париже французской секцией НРП (народно-революционной партией. — Д.В), с июля месяца выходит в Брюсселе… В редактировании журнала участвуют С.Лесуаль и Дон"[76].

О троцкистах, их организациях и изданиях Москва знала почти все. Начальник 7-го отдела ГУГБ в марте 1937 года сообщал Ежову, Агранову, Курскому подробнейший список всех троцкистских журналов и газет, выходящих во всех странах, на всех континентах, и основное их содержание[77].

Потеряв сына, Троцкий не порвал с его окружением, в частности с Л.Эстрин и М.Зборовским:

"Дорогие товарищи!

Посылаю Вам материал… для "Бюллетеня". Если материала окажется слишком много, вы можете печатать не все эти статьи и заметки, а часть. Подписи под отдельными статьями можно вычеркнуть, но даты надо непременно оставить.

На Ваше письмо, касающееся Левы, мы пока еще не отвечаем: необходимо собраться с силами. Н.Ив. очень слаба и совсем не может писать… Каковы ваши материальные возможности и перспективы в отношении "Бюллетеня"?

Крепко жму руки.

Ваш Д.Д."[78].

Письмо это изучат в Париже и Москве почти одновременно… Но так или иначе, а журнал продолжал жить. Правда, переживет "Бюллетень оппозиции" своего единственного автора всего на один год.

Трагедия семьи

Над семьей Троцкого висел рок того времени, в котором он жил. Николай Бердяев однажды сказал: "Семья есть школа жертвенности"[79]. Мыслитель имел в виду нечто иное, нежели можно понять буквально. Речь у него шла о нравственных жертвах во имя гармонии и счастья. Жестокую "школу жертвенности" для Троцкого устроили другие, ибо ненавидело его в конечном счете значительно больше людей, чем любило. Это сегодня, говоря о нем, люди не испытывают к нему ни любви, ни ненависти, но почти все — неослабевающий интерес.

Своим революционным выбором, неукротимостью, фанатичным служением идее Троцкий заранее обрек свою семью на мученичество. В эпоху великого излома проигравшие не могли рассчитывать на иную судьбу. Личная трагедия Троцкого и его семьи в совокупности с революционной одержимостью и сделали его человеком, навсегда оставившим отметину на "лице" истории.

Являться родственником Троцкого почти всегда было опасно. Это быстро поняла его родня уже в годы гражданской войны. В феврале 1920 года в поезде Троцкого приняли шифротелеграмму из Одессы: "По приказу Деникина в ноябре 1919 года была арестована семья тов. Троцкого, состоящая из дяди Герша Леонтьевича Бронштейна, его жены Рахили, арестованных в Бобринце, и двоюродного брата Льва Абрамовича Бронштейна — коммуниста. Отправлены в Новороссийск в качестве заложников. По некоторым сведениям обменяют их на племянника Колчака. Родственники арестованных просят принять срочные меры к их освобождению путем обмена заложников.

Ревком Одессы Павел Ингулов" [80].

Телеграмма до Троцкого не дошла: он был в войсках. А возможные меры принял Бутов.

Высокий взлет Троцкого ближайшие члены семьи встретили восторженно. До появления "левой" оппозиции осенью 1923 года любая принадлежность к роду Бронштейна-Троцкого, знакомство с его близкими вызывали у революционной молодежи благоговейный трепет, уважение и чувство причастности к чему-то великому. Количество родственников росло: у людей знаменитых их всегда почему-то много. Объявлялись все новые и новые, которых Троцкий мало или совсем не знал:

"Глубокоуважаемый Лев Давидович!

Я, Гинзбург М.Л., из Екатеринослава (муж Вашей кузины Ольги Львовны, урожденной Животовской) и мне необходимо Вас видеть по неотложному для меня делу, очень прошу Вас, не откажите мне уделить несколько минут времени и принять меня.

2/VIII-21 г.

С глубоким уважением к Вам М.Гинзбург"[81].

Как выяснилось, семью Гинзбургов преследовали, и она сильно бедствовала. Такие письма не были редки.