Троцкий. Книга 2

Но главное, изгнанника очень тепло встретили официальные представители президента Мексики Ласаро Карденаса, который предоставил ему свой личный вагон. Фактически Троцкий оказался в стране как гость президента и известного мексиканского художника Диего Риверы. Здесь же находилась и небольшая делегация американских троцкистов. По настоянию Риверы, семья Троцкого остановилась в его пригородном доме в Койоакане на улице Лондона. Знаменитый художник и архитектор оборудовал свой дом, который он называл Каса-Асуль — Синий дом, как пристанище Искусства, Вдохновения, Творчества. Троцкий и его жена были в восторге от их нового местопребывания. В своем первом письме в Париж Седову невольный путешественник подчеркивал: "Мексиканские власти проявили по отношению к нам совершенно исключительное внимание… Президент ведет радикальную, смелую политику. Открыто помогает Испании и обещал сделать все, чтобы облегчить наше существование"[163]

. Диего Ривера, как явствует из донесения еще одного советского агента, "Оскара", требует в своих выступлениях разрыва "настоящих марксистов с полицейско-реакционным духом, представителем которого является Иосиф Сталин". Что касается взглядов Риверы, как сообщает агент на основании заявления художника, то он мечтает созвать всемирный "съезд, который официально освятит основание Международной федерации работников искусств. Мы хотим: независимого искусства — для революции; революции — для окончательного освобождения искусства"[164]

. Троцкий внимает Ривере, восхищается его искусством, испытывая радость от первых впечатлений на мексиканской земле.

Троцкий в письме к сыну ограничился описанием первых вдохновляющих впечатлений и тут же перешел, как обычно, к поручениям: он закончил на пароходе книжку о московском процессе^{14}

объемом 200–250 страниц. Нужно найти издателей в разных странах. А самое главное, сообщил Троцкий, что в результате беседы со встретившими его американскими сторонниками Джорджем Новаком и Максом Шахтманом было решено организовать встречный контрпроцесс, на котором нужно разоблачить ложь, клевету и инсинуации московских процессов против него, Троцкого. Процесс желательно провести в Нью-Йорке или Париже. В крайнем случае, в Швейцарии. Далее, Троцкий дал сыну множество поручений: найти определенные документы, связаться с его сторонниками, проанализировать реакцию европейской прессы на процессы в Москве, высказать пожелание, что отразить в очередном "Бюллетене" и т. д. Троцкий был безжалостен к себе и сыну: он давал ему столько поручений, сколько был в состоянии выполнить лишь большой секретариат. Сам он работал также до изнеможения.

Последующие письма весьма похожи на первое, если не считать, что Троцкий весьма подробно пишет о малярии Натальи Ивановны, своем самочувствии, прекрасных овощах и фруктах в Мексике… Троцкому был свойственен, если так можно выразиться, "революционный эгоизм": самого себя и всех, кто зависел от него, он целиком подчинял политической борьбе, которую отчаянно вел со Сталиным и сталинизмом.

Едва оглядевшись, воздав должное гостеприимству Риверы, с которым около года у него были прекрасные отношения, Троцкий тут же засел за подготовку контрпроцесса. Он надеялся, что с помощью Риверы сможет поднять мировую общественность против сталинской тирании. По каждому пункту обвинений, выдвинутых против него на московских процессах, Троцкий скрупулезно готовил фактическое, документальное или логическое опровержение. Этим же были заняты и два его секретаря и техническая сотрудница, которую ему посчастливилось найти: она была дочь русского, помнила родной язык и прилично печатала на машинке. Эта женщина, как я могу судить по документам и рассказам, была связана с НКВД и играла роль информатора о происходящем в окружении Троцкого. По некоторым данным, она работала и на ФБР[165]. Небольшая "бригада", к которой присоединились и друзья Троцкого из американских троцкистских групп, работала с утра до вечера. Троцкий надеялся, что контрпроцесс будет грандиозным общественным форумом, который заклеймит Сталина и его камарилью за террор, ложь и предательство революционных идеалов. Увы, как мы увидим позже, этому не суждено будет свершиться в полной мере.

Так уж случилось, что, прибыв в Мексику, Троцкий встретил антиподов в лице двух выдающихся художников. Один — Диего Ривера, бывший в числе основателей Мексиканской компартии, но отошедший затем от нее, — на первых порах поразил изгнанника своим радушием, вниманием, заботой, охраной. Другой, еще более знаменитый, Давид Альфаро Сикейрос, решительно выступал за высылку Троцкого из страны. два больших художника-мыслителя оказались по разные стороны баррикады. Троцкий уже привык к политическим кампаниям против собственной персоны и слабо реагировал на заявления руководителя профсоюзов мексиканских рабочих Висенте Ломбарде Толедано, требовавшего "отправить врага социалистической революции из страны на все четыре стороны".