Трудно быть богатой

— Нет, — Лешка поморщился. — Это прибор электронный, чтобы «жучков» глушить. Мы тут с тобой разговариваем, а нас кто-то записывает или просто слушает. Так вот, чтобы не записывал. Поняла?

— А где у нас это добро продают? — спросила я, ошалело держа в руках пачку пятидесятидолларовых купюр.

В это мгновение мы оба услышали в коридоре голос Надежды Георгиевны.

— Кто там у него?! — вопрошала свекровь.

Лешка резко дернулся и изменился в лице. Я мгновенно сунула баксы в сумку, порадовавшись, что она у меня такая вместительная, и пачка не будет выпирать. Проверять мою сумку свекровь не будет — до такого она не должна опуститься. Хотя Лешкины вещи, подозреваю, проверяет.

К появлению Надежды Георгиевны в палате мы уже вовсю изображали мило беседующих супругов, пусть и бывших.

При виде меня свекровь опешила, долго осматривала со всех сторон, потом кивнула, заметив, что я над собой хорошо поработала. Лешка тоже выдал пару дежурных комплиментов — после одобрения меня мамочкой.

— Я очень рада, что вы друг другу опять нравитесь, — заявила Надежда. — Вот Леша поправится, и снова распишитесь. Платье Оленьке закажем в Париже. Как и Кате. Думаю, что отметим на даче. На нашей. Я подготовлю список тех, кого обязательно нужно пригласить. В свадебное путешествие отправитесь на Карибы. Это престижно. Там есть курорты, где принимают только пары. Вот и съездите развеяться. Вернетесь — и за работу.

Лешка молчал. Я видела, что ему в самом деле нехорошо — не от перспективы новой женитьбы на моей персоне. Он ведь еще полностью не отошел от покушения, и не только физически.

— Я собираюсь замуж за другого человека, — заявила я ледяным тоном, обращаясь только к Надежде Георгиевне. — И вообще хватит лезть в мою жизнь и указывать мне, что и когда делать.

С этими словами я развернулась, намереваясь уйти. Надежда Георгиевна еще не пришла в себя. А вот Лешка отошел первым и крикнул мне в спину, что будет завтра меня ждать — с фруктами, которые он просил меня ему привезти.

— Я привезу тебе любые фрукты. А эта шалава пусть убирается. Ты достоин лучшего!

— Мама, не лезь в мою жизнь! — внезапно завопил Лешка так, что мы обе подпрыгнули. — Уходи! Уходите обе! Мне все надоело! И все надоели! Я болен! Мне плохо! Пошли вон!!!

Я выскользнула первой, предполагая, что свекровь все-таки останется, но она вылетела вслед за мной и резко схватила меня за руку.

— Чего ты добиваешься, сучка?

— Мечтаю, чтобы вы не мешали мне жить так, как я хочу.

— Слушай, ты… — открыла рот Надежда Георгиевна, потом заметила двух вытянувшихся молодцев и замолкла. Я знала, что она терпеть не может выносить сор из избы, то бишь демонстрировать подчиненным и прислуге, что происходит в семье. Кардинально изменив тон — услышав ее голос, можно было бы предположить, что я — самая любимая ее родственница, она предложила мне проехать к ней в гости, чтобы «все обсудить». В гости к свекрови ехать не хотелось, с другой стороны, страшно хотелось посмотреть их с Лешкой апартаменты, а также краешком глаза заглянуть в его комнату, где находится та самая половица, под которой скрыт тайник. Если он там есть, конечно. И чего там сыночек насобирал на мамочку?

В общем, я согласилась.

Вахтерша при входе в хозрасчетное отделение во весь рот улыбнулась Надежде Георгиевне, продемонстрировав железные зубы, свекровь даже потрепала ее по руке, я просто кивнула, выдра и мне улыбнулась, правда, немного уменьшила ширину растяжки губ.

На улице свекровь в «вольво» ждал верный Коля, несколько удивившийся нашему совместному появлению: мой «запорожец» был припаркован не прямо напротив входа в больницу, а за углом, поэтому Коля его не видел. В результате я поехала за Николаем и вскоре оказалась на Петроградской.

Дом Надежда Георгиевна выбрала старый, с толстыми стенами, но по двору темной зимней ночкой я бы пройти не решилась. Да и двор-то был не первый, а третий, после двух довольно низких арок. Когда мы проезжали под ними, «вольво» чуть не задевала стены, а мой «запорыш» проходил довольно свободно. Чуть позже Надежда Георгиевна пояснила мне, что из-за высоты арок (вернее, ее отсутствия) Лешенька не может купить себе так любимый российскими пацанами «джип широкий» (то есть «гранд чероки»).

Приходится бедному мальчику на «шестисотом» ездить, подумала я. Впрочем, как «мерс» проходит в эти арки по ширине тоже оставалось для меня тайной. Но и тут я получила ответ: телохранитель Дима — водитель-виртуоз, он в арку проходит, оставляя не больше сантиметра от стен с каждой стороны.

Итак, мы оказались в крохотном третьем дворике-колодце. Здания, его составлявшие, насчитывали четыре этажа. Во дворе не стояло ни одной скамейки, не росло ни деревца, ни кустика. Если солнечный свет и попадал в окна этих квартир, то в лучшем случае — в окна третьего и четвертого этажей. По-моему, до первого и второго ни одному лучу было не дотянуться.

— Мне здесь нравится, потому что тихо, — объявила свекровь, подхватывая меня во дворе, когда мы обе вылезли из машин.