Трудно быть «дьяволом»

Когда меня доставили в участок, ничего хорошего я не ждал. Наш вожак, здоровый восемнадцатилетний бугай по кличке "Лыба", предупреждал, что нет ничего хуже, чем попасть в околоток. "Полиции, – говорил он, – платят мало, зато многое прощают". И рассказывал жуткие истории про детей, которые сгинули в участках навсегда. Если он и перегибал, то несильно – дети были лакомым куском для чёрных трансплантологов и богатых извращенцев. За здорового ребёнка платили сумасшедшие по тем временам деньги, а беспризорников все равно никто не считал. Немногие из полицейских могли устоять перед соблазном решить свои финансовые проблемы на пару лет вперед, когда на одного из обитателей приёмника поступал от серьёзных людей "заказ".

Я не знал, что при новой власти мне нечего было бояться. Я несколько раз видел, как прямо на улицах ставили к стенке барыг и сутенёров, а трупы, как мусор, забирали потом коммунальные службы, но не верил, что у кого-то могут дойти руки до беспризорников. Я ошибался. Из участка меня быстро доставили в красивое здание первой спецшколы в нашем куполе, ранее принадлежавшее частной гимназии. Как нам объяснила учительница, у новой власти каждый человек был на счету. Маленький Марс должен противостоять большой Земле, а сделать это можно только если каждый из нас возьмётся за ум и станет служить Республике и народу. После этого мы были распределены по классам и впервые за многие годы начали полноценно учиться.

Нам было трудно поверить в такие перемены. Вечерами, засыпая на двухъярусных армейских койках, мы спорили до хрипоты о своём будущем. Пессимисты считали происходящее трюком или экспериментом. Они были уверены, что нас вот-вот разберут на органы или выкинут в одних трусах на поверхность, чтобы не тратить на "уличных" казённые пайки. Находящиеся в подавляющем меньшинстве оптимисты крутили пальцем у виска и говорили, что в таком случае властям просто не надо было ничего делать. Большинство из нас и так "сторчалось" бы на синтетике, не дожив до совершеннолетия. Я не знал, что думать, и решил сосредоточиться на учебе.

Учили нас серьёзно. Математика, физика, химия, география, история и два государственных языка старого Содружества – английский и китайский. Я болтал на них и раньше, но вот с чтением и письмом была беда. Также я серьёзно подтянул свой родной русский и теперь запоем читал старые книги. Два раза в неделю – встреча со штатными психологами, отучавшими драться, воровать и зверем смотреть на взрослых. Необучаемых, "психов" и наркоманов вывозили в колонии.

– Мир изменился, – раз за разом повторяли нам на уроках политинформации. – Вы нужны своей новой родине, и она ничего для вас не пожалеет.

Это было правдой. Классы спецшколы быстро обрастали книжными полками, интерактивными пособиями и самой современной техникой. Новая власть не только говорила, она вкладывала в нас дефицитные ресурсы, сделав ставку на детей – своё будущее.

Учебная нагрузка была велика. Многих ребят перевели в школы с программой попроще, оставшихся объединяли в новые классы, после чего процесс отсеивания повторялся. Учиться становилось труднее, но я не сдавался. Ещё с уличных времён я привык стоять до последнего.

Всё изменилось, когда мне стукнуло 17. Школа заканчивалась и мы, получив среднее, хотя и весьма серьёзное, образование, должны были определяться с дальнейшей судьбой. Теоретически, мы были вольны сами решать, куда идти. Людей не хватало ни в армии, ни на производстве, ни в науке, но власти и тут не хотели доверять слепому случаю. Девиз "каждый человек на счету" был не пустым звуком, а реально работающей стратегией. Марс пытался извлечь максимум из каждого гражданина, а потому нас прогнали через профилирующие тесты и отдали на растерзание своре вербовщиков.

В следующие несколько недель на нас обрушился поток агитации. Нам показывали фильмы о трудовых и научных достижениях МКР, о суровой жизни полярных шахтёров и космических инженеров. О наших орбитальных станциях и героических военных, готовых защитить и дать отпор. Нас вызывали на групповые и личные беседы, пытаясь понять, где мы можем принести больше всего пользы. Профилирование толпы ещё в недавнем прошлом трудных подростков было делом нелёгким. Мы хмыкали, уходили от ответов, а подчас и открыто хамили свалившимся на голову подозрительным дядям и тётям. Многие из нас за годы, проведённые в спецшколе, привязались к учителям, но эти люди были пришлые и доверия не вызывали. Школа была нашим домом, другой жизни мы не знали и знать не хотели.