Трудные дни сорок первого

Небезынтересен будет читателю документ о состоянии войск противника, отправленный мною тогда же на имя Лестева. Привожу его с некоторыми сокращениями: «У убитого немецкого офицера обнаружено письмо, в котором он признавался своему другу Краусу: «Уже десять дней мы не высовываем носа из окопов. Противник давит нас огнем из всех видов оружия. Я рад бы был выбраться из этого ада. Мы небритые, немытые и грязные сверху донизу, мы только ночью можем выйти из наших ям, в одной из которых и пишу это письмо. Это начинает действовать на нервы, кроме того, это срывает общий ход наших действий…»

Военнопленный из 7-го пехотного полка 28-й дивизии показал на допросе, что больше всего немцы боятся нашей артиллерии. То же самое заявил и его сослуживец, а затем добавил: «Но самое страшное для нас — русский штык».

Надо не забывать: шел сорок первый год, гитлеровская армия была способна нанести и наносила мощные удары, не отказавшись от планов захвата Москвы. Однако письма убитых, показания пленных уже свидетельствовали об определенном надломе морального духа захватчиков. Этот надлом был прямым следствием возросшей силы сопротивления Красной Армии, об этом красноречиво говорило и снижение темпа продвижения оккупантов на восток. Если до Смоленского сражения он составлял в среднем 25–30 километров в сутки, то после него в 5–6 раз меньше.

Глава пятая

Непобежденные

1

Таким образом, в боях за Смоленск, о нем я уже говорил, противник имел огромное преимущество в живой силе, а по самолетам превосходил нас в четыре раза. Его авиация господствовала в воздухе. Враг был уверен в легкой победе, рвался вперед, подхлестываемый приказами и крикливыми призывами Гитлера. Но легкой победы он не получил. И вообще победы у вермахта в Смоленском сражении не было, хотя мы и оставили город. Советские воины отошли от Смоленска непобежденными.

Вспоминается примечательный для тех дней эпизод. Августовским вечером, когда 15-я армия, выйдя из окружения, отдыхала, набиралась сил для новых боев, направился я в 152-ю стрелковую дивизию. В дубовой роще, вижу, расположилась группа красноармейцев, о чем-то беседуют. Я хотел пройти мимо, но тут услышал заинтересовавший меня разговор:

— Много могил мы оставили на Смоленщине, — с тяжелым вздохом сказал один, сосредоточенно скручивая цигарку.

— Но и немцы немало понатыкали там березовых крестов! — горячо возразил другой.

И тут раздался хрипловатый басок, который показался мне знакомым. Такой характерный голос был у парторга стрелковой роты старшего сержанта Ф. X. Долгова. Присмотрелся, и правда он.

— На войне всякое бывает, — сказал Долгов спокойно. — Бывает, приходится и отступать. Вот, к примеру, в Отечественную войну 1812 года. Тогда после Бородинского сражения Бутузов увел свои войска и сдал Наполеону Москву…

— Ты что же это, друг, — перебили Долгова сразу несколько человек, — тоже хочешь Москву Гитлеру сдать?

— Ну насчет Москвы, братцы, погодите малость. Я о другом. Вот, значит, Кутузов сдал Москву, а Наполеон получил победу? Да? Шиша два получил! А теперь о Смоленске. Оставили мы, значит, город, отступили, а победы немец не получил! Давайте-ка прикинем, сколько полегло наших, а сколько мы их уложили? Где отборные кадровые дивизии Гитлера? Те самые, которые маршировали по улицам Брюсселя, Варшавы, Парняга и других европейских столиц?

— В земле Смоленщины, вот где они, под березовыми крестами! — снова подал голос тот боец, который чуть раньше возражал своему товарищу с цигаркой.

— Точно, под березовыми крестами, — подтвердил Долгов. — Это — раз. А два — пока враг крутился в Смоленске, время-то шло? За этот срок паши войска успели свое дело сделать, пообрубали клешни-то фашистам и в других местах. Это тоже чего-нибудь стоит! Ведь мы весь блицкриг им изломали. Короче говоря, если все прибросить, то по гитлеровской бухгалтерии дебит с кредитом сошелся, а вагон масла пропал, то бишь дивизии пропали!

— Бухгалтером, что ли был? — спросил Долгова его сосед, кряжистый старшина с забинтованной шеей.

— Ага, как раз бухгалтером, ружья в руки не брал. А теперь вот снайпером в полку.

— Ну и какой же у тебя актив?

— Пока четырнадцать фрицев… А насчет Москвы я так скажу: не видать ее Гитлеру, как, извиняюсь, борову своего хвостика.

Красноармейцы дружно засмеялись. Потом снова стали внимательно слушать Долгова. Признаюсь, меня это искренне порадовало. Бывший бухгалтер достаточно полно и образно излагал обстановку. К его доводам хочу теперь добавить лишь одно: мы ушли из Смоленска, хорошо познав пауку борьбы и ненависти. Бились с лютым врагом советские бойцы не на жизнь, а насмерть. Примеров тому нет числа. Вот один из них.