Трудный поиск. Глухое дело

— Что вы! — громче обычного сказал майор. — Дело вашего сына выделено, идет по другой статье, к нам отношения не имеет. Нам он был интересен только как свидетель.

— Неужели его осудят на заключение? — Этот вопрос вырвался как стон. Он торчал занозой, тесня все остальные мысли.

Майор смотрел в большое окно. Лицо его стало сухим и невыразительным.

— Трудно в таких случаях гадать. Дело суда. Скажу только, сидел бы я на месте судьи, с легким сердцем ограничился бы условным осуждением.

Игорь Сергеевич посидел еще, пока волнение перестало давить на горло, и встал.

— Благодарю вас, товарищ майор.

— Рад стараться, товарищ полковник, — снова улыбаясь, с шуткой в голосе отрапортовал майор. — Разрешите ваш пропуск, я подпишу.

29

Как всегда, после рабочего дня, Анатолий шел пешком неторопливым прогулочным шагом. Хотя резкая смена обстановки стала привычной, он всякий раз переживал нечто схожее с возвращением из дальней поездки. Жаловаться было не на кого. Он сам обрек себя на каждодневное, бессрочное заключение. Сам взвалил на себя ношу чужих бед и чужого отчаяния. Завтра за ним опять на целый день закроется железная дверь, а пока можно идти, куда ведут глаза.

Он не сразу узнал поравнявшуюся с ним Антошку. Она долго сидела в скверике, ждала его, а когда увидела, обежала квартал, чтобы выйти навстречу, и запыхалась.

— Ты что? — встревоженно спросил Анатолий. — Мама здорова?

— Ну конечно здорова. Чего ты испугался? Случайно проходила мимо, вижу — ты идешь. Или мне нужно было сделать вид, что я тебя не заметила?

По Антошкиному лицу ничего нельзя было понять. Не было на нем ни радости, ни печали, — только волнение, неизвестно чем вызванное. Анатолий не видел ее после памятного вечера у Воронцовых и сейчас снова испытал стыд за грязные Катины слова.

— Ты говоришь неправду, Антоша. Встретила ты меня не случайно. Что-то стряслось.

— Хорошо. Стряслось! — Антошка крепко взяла его под руку и пошаркала туфлями по асфальту, пристраиваясь к его шагу. — Стряслось удивительное происшествие. Мне захотелось пройтись с тобой, вот так, погулять. Имею я на это право?

— Допустим.

— Мы с тобой еще ни разочка не ходили по улице, не ходили в смысле — прогуливались.

— Что-то темнишь, Антошка. В университете порядок? Как экзамены?

— И в университете порядок, и дома порядок, и в городе порядок. А ты меня любишь?

Обычная Антошкина манера — ни с того ни с сего озадачивать собеседника несуразными вопросами.

— Терпеть тебя не могу.

— А я могу.

— Что можешь?

— Терпеть могу. Тебя. Хотя это нелегко. Ты иногда бываешь такой... — Антошка не нашла слова и не закончила фразу.

После объяснения с Катей Анатолий часто вспоминал ее грубые, несправедливые обвинения. Они по-прежнему возмущали его и укрепляли в принятом решении. Он удивлялся женской фантазии, способной так извратить невинную привязанность девчонки, оставшейся без отца, к старому другу семьи. Но в то же время Катя заставила его переворошить в памяти Антошкины слова и поступки за последние месяцы. Шевельнулось было подозрение, что все не так просто, как ему казалось. Но он легко отмел его.

Вполне естественно, что Антошка относится к нему с нежностью, и улыбается ему ласково, и ведет себя с ним как с близким человеком. Ведь она выросла на его глазах. Он был ее старшим братом, которого она обнимала при встрече, кому доверяла свои тайны, с кем делилась радостью. Как же ей вести себя иначе? Может быть, она сама запуталась и не может разобраться в своих чувствах? Так это же так просто распутать... Глупости, ей такое и в голову прийти не могло.

— Как твой Гена? — спросила она.

— Завтра суд.

— Посадят?

— Не думаю.

— Ты доволен?

— Да.

— Ты куда идешь?

Анатолию не хотелось говорить ей, что он живет в общежитии. Хотя Ольга Васильевна уже в курсе событий и Антошка, наверно, тоже знает.

— Мне еще нужно зайти в одно место.

— А потом?

— Что потом?

— Куда пойдешь?

— Ты какие-то странные вопросы задаешь. Потом, потом... Потом пойду к себе спать.

Антошка посмотрела на него сбоку, даже вытянула вперед голову, чтобы увидеть все его лицо, и замолчала. Рука ее вздрогнула.

— Когда уезжаешь в экспедицию? — спросил Анатолий.

Антошка не ответила. Анатолий остановился, повернул ее лицом к себе, поднял обеими руками ее опущенную голову.

— Ты чего?

Антошка послушно держала закинутую голову в его ладонях. Глаза смотрели страдальчески. Сжатые губы дрожали.

— Что с тобой, Антоша?

— Ничего, — сказала она, освободившись, и снова взяла его под руку.

— Ты мне загадок не задавай, и без того тошно, — сердито сказал Анатолий.

— Пойдем к нам, Толя, — чуть слышно сказала Антошка.

— Поздно, Антоша, завтра постараюсь выбраться пораньше.

— Совсем пойдем.

— Как это совсем?

— Там тебе плохо. Будешь у нас жить.

«Вот оно что, — обрадовался Анатолий, — это она из жалости считает меня бездомным и прибежала на помощь. Ольга Васильевна прислала или сама додумалась?»

— Спасибо, милая, зачем я вас буду стеснять? У меня в общежитии вполне терпимые условия.

— Ты нас совсем не стеснишь. Мы будем так рады. И мама...