Трудовые будни барышни-попаданки 2

А по-другому как? Разбаловала нас жизнь в другом веке. В том числе приучила к тому, что все люди равны и помогать им надо, даже если трудно.

Тут же не дворовые, а как есть зомби с кладбища — бледные, синюшные, подглазья черные, глаза потухшие. А дети? Матерь Божия! Это я еще уперлась в последний момент и не дала прежнему хозяину увезти мальчонку-лакея сверх пятерых самых крепких дворовых мужиков.

Надавила на то, что он уже моя собственность, и да, я такая мелочная. Только глянула на задохлика, аж сердце едва не остановилось. Видно, что колотили мальчонку почем зря. И голодом морили — ему еды просто не оставалось.

Я еще на Селифана тогда вызверилась за Дениску. Да прежний управляющий на фоне здешнего барина — сам агнец божий как есть!

— Алексей, пришли сюда наших. Баню истопить, людей помыть. Сварить похлебки на курином мясе, пожиже, и ближайшие три дня только ею и кормить всех. Чтоб ели да спали. Неделю. Как оживут, так о работе и станем разговаривать. Да! Из дому весь хлам вон, в сарай пока сложите, и шпарить стены кипятком, пока не побелеют.

Глава 20

Когда первый шок прошел, я посмотрела на свое приобретение более спокойным взглядом, учитывающим не только проблемы, но и активы. Во-первых, душ здесь вдвое больше, чем в Голубках. Ну а то, что к большинству относится присловье «еле-еле душа в теле», это поправимо, и меры уже приняты.

Во-вторых — скотина. Она нуждалась в реабилитации не меньше, чем люди, но и это вопрос решаемый. Главное — его решать. Алексейка, молодой управляющий, и Павловна, его неофициальная наставница, смотрели с печалью, как несколько возов сена уезжают из Голубков в Егорово, но это необходимо. На три дня была командирована скотница Матрена, посмотреть, как работает местный персонал.

Сено в новом поместье было и свое, но начало сгнивать еще с осени. Причем сгнило не только сено. Я рискнула осмотреть сама все погреба, амбары и кладовые и почти сразу пожалела, что, кроме лесных сапог, не обзавелась и самодельным респиратором. Но нос возмущался, а глаза наблюдали. И видели не столько пропавшие кожи, холсты, заплесневелые квашеные овощи, засахарившееся варенье и прочее, прочее, прочее, сколько исходное сырье. В худшем случае — для топливных брикетов и удобрения.

Забавно вышло с деревенской кузницей. Старый подслеповатый коваль сохранил умение только подковывать лошадей, да и то при участии юного помощника. Я оставила старика в покое, а парнишку отправила в свою кузню на учебу. Заодно обнаружила в поместье целый склад заржавленных инструментов и просто заброшенного металла. По моим дилетантским представлениям, безвозвратно пропало не больше двадцати процентов, а остальное годилось в перековку. Или, между прочим, в переплавку. Я уже выяснила, что у моих торгово-промышленных партнеров Никитиных есть несколько железных заводов, разбросанных по селам. Работают, конечно, не столько на черном ломе, сколько на местной руде. Топливо — древесный уголь. Может, и мне немножко подкоптить небо таким производством, только вынеся подальше от жилья?

Ладно, это потом. Пока — новое хозяйство. И самый актуальный вопрос — местный управляющий, сперва показавшийся агнцем. Но благодаря Голубкам взгляд у меня уже был наметан, и я предполагала, что в этом мирке гнили и разрухи есть островок личного благополучия.

Даже с первой поездки по деревне стало очевидно, что это — дом управляющего.

Я решила обойтись без записок, подложенных в мешки, с надписью «украдено у ЭМ». А просто вызвала в контору «агнца», не очень старого мужика с аккуратно подстриженной бородкой, в купеческом сюртуке. Зла у меня на него не было — управитель, как сообщили мне, стал инициатором письма дворни в полицию и был наказан бывшим барином как бесспорный грамотей.

Он протянул мне амбарную книгу и несколько других тетрадей. Я открыла ее, печально вздохнула…

Уже настал май, но первые дни оказались холодными, и топилась печка. Я не поленилась своей барской рукой отправить туда всю финансовую документацию несчастного поместья.

— Степан, — сказала я тоном вежливым и добродушным, — какая молва идет обо мне среди ваших мужиков?

— Вы, Эмма Марковна, барыня… интересная, — растерянно-напуганный управитель не сразу подобрал нужное слово, — много новинок у вас в поместье странных и полезных.

— Новинки — ладно, а как я с народом? — продолжила я.

— Много говорят… мол, молодая барыня голубковская справедлива и милосердна.

— Так вот, Степан, давай-ка начнем с милосердия. Оставь себе четверть всего добра, что за семь лет скопил на службе, а остальное — верни. Выяснять, подсчитывать, чтобы по справедливости, не хочу. Но увижу обман — за мной вникнуть дело не станет. Ты, мил человек, другого слуха то ли не захотел упомянуть, то ли и правда не дошел он до тебя. Голубковская барыня и справедлива, и милосердна. Но к ворам да потатчикам — строга.