Труды. Джордано Бруно

Филотей. Вы видите еще, что не противоречит разуму наша философия, которая все сводит к одному принципу и к одной цели и заставляет совпадать противоположности таким образом, что существует общий носитель обоих; мы считаем, что эта противоположность в конечном счете служит основанием божественного изречения, что противоположности существуют в противоположностях, откуда нетрудно узнать, каким образом каждая вещь происходит из каждой вещи; но этого не сумели понять Аристотель и другие софисты.

Альбертин. Я вас слушаю с удовольствием. Я знаю, что такие трудные вещи и столь различные заключения не могут быть доказаны сразу и в одно мгновение; но, после того как вы мне доказали трудности, вытекающие из тех предпосылок, которые я считал необходимыми, я стал сомневаться во всех остальных, которые я считал необходимыми по тем же соображениям. Вот почему я теперь готов выслушать внимательно и без возражений ваши основания, принципы и рассуждения.

Эльпин. Вы увидите, что философия Аристотеля не являлась золотым веком ее. А пока разрешите возбужденные вами сомнения.

Альбертин. Меня не очень интересуют остальные пункты, ибо я жажду понять основные принципы вашей доктрины; если я их пойму, то сумею разрешить остальные сомнения, возникающие из них.

Филотей. Об этом мы будем рассуждать после. Что касается пятого аргумента, то вы должны обратить внимание, что если мы будем воображать бесконечное множество миров, расположенных согласно тем отношениям состава, которые вы воображаете, т. е. четырех земных элементов, и еще будем воображать восемь, девять или десять других небес, составленных из другой материи и обладающих другой природой, окружающих эту землю и быстро движущихся вокруг нее по кругам; если кроме этого мира, имеющего сферическую форму, будем принимать множество подобных же сферических и подвижных миров - в таком случае мы должны будем ответить, каким образом каждый из них является продолжением другого и соприкасается с ним; тогда мы сможем в своей фантазии воображать, во скольких пунктах окружности соприкасаются между собой эти различные миры. Но в таком случае мы увидим, что это уже будут горизонты различных миров, а не одного мира, из которых каждый относится лишь к своей середине, потому что они влияют лишь на те тела, вокруг которых они движутся и вращаются. Подобно этому, если бы несколько животных касались друг друга и были бы тесно прижаты друг к другу, то из этого не вытекало бы, что члены одного принадлежат к членам другого и что каждое из них может обладать несколькими головами и туловищами. Но мы, благодарение богам, не должны в своих затруднениях искать подобного жалкого выхода; ибо вместо стольких небес и стольких подвижных тел, быстрых и медленных, движущихся по прямому и косому направлениям, к востоку и к западу, по оси мира и по оси зодиака, уклоняющихся в той или иной степени, мы имеем одно небо, одно пространство, в котором движутся по своим собственным кругам и со своими собственными скоростями как та звезда, на которой мы обитаем, так и все другие звезды. Они и суть бесконечное множество миров, т. е. неисчислимое количество звезд, находящихся в этом бесконечном пространстве, т. е. в небе, содержащем их и наполненном ими. Уничтожается фантастическое представление о всеобщем вращении всех небесных тел вокруг центра земди и вместо этого принимается вращение земли вокруг своего собственного центра, обращающей свой лик к окружающим светилам в двадцать четыре часа. Уничтожаются окружающие нашу земную область круги-деференты, к которым прикреплены звезды; но каждому солнцу приписывается свое собственное движение, которое мы называем эпициклическим, со своими различиями от других подвижных звезд; движутся же эти солнца в течение долгих веков, если не вечно, побуждаемые не внешним двигателем, а своей собственной душой, подобно тому как наше солнце движется вокруг своего центра и вокруг элемента огня.

Вот каковы, следовательно, миры и вот каково небо, то самое небо, которое мы видим вокруг нашего шара, который не менее других является великолепной светящейся звездой. Миры же, как они нам кажутся, различаются по блеску и свету и расположены на известных расстояниях друг от друга; и ни один из них не ближе к другому, чем луна к земле или земля к солнцу; так что противоположность не разрушает другую, но питает ее, а подобное не мешает другому, но уступает ему место. Таким образом в известных пропорциях, в известных промежутках времени этот наш наихолоднейший шар греется на солнце той или иной стороной, тем или другим своим ликом; и с известными переменами он ступает место соседней земле, которую мы называем луной, или заставляет ее уступить место ему, в то время как одно или другое из этих тел становится дальше от солнца или ближе к нему, почему Тимей и другие пифагорейцы называли луну противоземлей.