Труды по истории Москвы

Можно считать, что Москва уже с конца XIV века как бы законодательствовала в вопросах книжного дела, устанавливая манеру письма для всей тогдашней России. Здесь—то и возник тот красивый и четкий начерк, известный под названием русского устава конца XIV – начала XV века. Все буквы начерка отличаются, по выражению В. Н. Щепкина, сигнальностью. Буквы с их перекладинами стремятся кверху, отличаются законченностью и в то же время своеобразной стилизацией. В этом отношении особенно интересны рукописи, переписанные в Андрониковом монастыре. Позже в Москве вырабатывается новый почерк, основанный на другом принципе. Буквы опускают свои перекладины книзу, точно разрастаются в ширину, линии их начинают круглеть. Это характерный полуустав XV века, неправильно называемый юго—славянским, так как элементы его заложены уже в русском полууставе. Менее красивый и четкий, чем устав, этот почерк был более удобным для письма и утвердился в русской письменности XV века.

Если обыкновенная рукопись могла быть выполнена трудами одного переписчика, то рукопись роскошная требовала комплексной работы писца, художника, писавшего заставки и миниатюры, переплетчика. Все эти специальности редко совмещались в одном лице. Поэтому так трудно было приобрести нужную рукопись за деньги, и названный выше Василий Ермолин советовал своему литовскому другу заказать нужную для него рукопись.

ГОНЧАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО

Ювелирное производство, изделия церковного быта, книжное и переплетное дело – вот те отрасли производства, которые особенно выделяли Москву из числа других городов. Москва – центр тонких ремесел, связанных с обслуживанием потребностей феодалов и церкви. Однако было бы неправильно характеризовать московское ремесло как ремесло, исключительно занятое производством дорогих изделий.

Москва рисуется как центр самых различных производств, в том числе и таких, которые обслуживали широкие круги горожан. Среди них большое значение имело гончарное дело, сосредоточенное за городом, в упомянутом раньше Заяузье, где жили кузнецы и котельники. Здесь находилась Гончарная улица, сохранившая свое название до нашего времени. Тут стояли две церкви: Воскресения и Успения, «в гончарах». Одна из них (Успения) сохранилась в постройке XVII века и украшена поливными изразцами того же времени, составляющими цветной пояс, протянутый непосредственно под карнизом вдоль церкви.

Подтверждением раннего возникновения Гончарной слободы в Заяузье служат находки черепков так называемой «городской керамики», найденной «на склоне Таганского холма к Котельнической набережной», следовательно, как раз в районе Гончарной слободы. «Дата этой керамики, очевидно, также довольно ранняя. Судя по аналогиям, она не моложе XIV века».[265]

Таково определение М. Г. Рабиновича, давшего Денное исследование о московской керамике.

КОЖЕВЕННОЕ ДЕЛО И ПОРТНОВСКОЕ МАСТЕРСТВО

Значительное распространение должно было получить в Москве кожевенное производство. Позже оно было сосредоточено далеко за городом, в районе современных Кожевнических набережных («в кожевниках»), раньше же, несомненно, располагалось где—то ближе, но также за городом. Возможным районом кожевенного производства в Москве были «Сыромятники», лежавшие в излучине Яузы (как известно, вода является необходимой принадлежностью кожевенного производства).

Видное значение в московском ремесле занимало изготовление одежды. Впрочем, особого портновского урочища не существовало, и это вполне понятно, так как в портновском деле решительно преобладала работа на заказ. Кроме того, понятие портного было общим и не покрывало разновидностей портновского ремесла. В духовных завещаниях XIV–XV веков, отмечаются только дорогие наряды, но и подобные записи вскрывают название разнообразных предметов одежды. Среди них отмечаются дорогие червленые – красные, собольи и другие кожухи, бугаи и др. меховые одежды. К духовной верейского князя Михаила Андреевича приложен целый список различного рода меховой одежды. Здесь и шуба зеленая, и шуба багряная, рудо—желтая, белая и т. д. В других московских документах XV–XVI веков перечислено также большое количество шуб с наименованиями: шуба рысья русская, шуба соболья русская, шуба соболья татарская и даже какая—то «шуба цини».[266]

Наряды простого народа, конечно, были очень далеки от подобного великолепия. В качестве обычной зимней одежды носили «сермяги», сшитые из грубого домотканого сукна. В Москве, видимо, одевались несколько лучше, чем в деревнях, и на этом основано тонкое, полное скрытой насмешки, замечание митрополита Фотия. Князь Юрий Дмитриевич собрал в своем городе Галиче окрестных крестьян, чтобы испугать приехавшего митрополита множеством людей. Но митрополит, увидев собранный народ, только заметил: никогда я не видал столько народа в овечьих шкурах. «Вси бо бяху в сермягах», – поясняет летописец.[267]