True Romance

Холлис усмехнулся и показал рукой куда-то. Стоун проследил за направлением и сообразил. Там где должны были быть огни ночных Хьюстона и Галвестона были огни пожарищ. Ну конечно же, дошло до Стоуна. Центр не правительственный бункер. Его уже нет. Как, вероятно, нет центра и во Флориде. И теперь некому управлять этой махиной, некому отслеживать орбиту и корректировать курс. Отныне они будут болтаться здесь сами по себе – сомнительно, что за ними пришлют буксир.

«Всё, забудь, вы скоро сойдёте с орбиты и плюхнетесь в огонь, поджаритесь словно зефирки в костре у бойскаутов в Алабаме», – сказал Стоун сам себе. – «И никто тебе больше не пожелает счастливого Рождества».

И вновь Стоун подивился своему цинизму. Никогда не думал, что он такой. Видимо, всё проявляется в таких нестандартных обстоятельствах. Почему-то всё самое скверное и плохое. В детстве, играя с соседскими ребятами в «войну», Стоун всегда был героем – вёл атаку, спасал «раненых», принимал «огонь» на себя. Да, кем-кем, но трусом он не был. Как не был и холодным циником.

«Но это было там, внизу, давно. Там и думать-то было некогда, да и незачем. Я просто делал. Как считал нужным. Какие в детстве все хорошие…»

Некоторые такими и остаются. До самого конца.

«Ага, это не про меня, видимо, не остался. Или никогда и не был. Был героем лишь в играх», – Стоун никак не мог отделаться от этой мысли. – «Да нет же, был… Кто спас Доэрти из горящего авто, рискуя своей шкурой? Я ведь мог быть… нет – я был самопожертвенным. Я был молод… Слишком уж я изменился. Когда только успел?»

Этого ведь и не заметить. Вот ты жизнерадостный юноша с дипломом, полный надежд на будущее. И какое будущее! Исключительное. По-настоящему удивительное. Вот ты уже суровый астронавт, бороздящий ближний космос. А вот – нелюдимый космический волк-одиночка с кучей шрамов на сердце. Такие метаморфозы, а пролетело – казалось бы – лишь десять лет. Как бы повернуть всё вспять…

Ещё пара вспышек – и Остин стёрт из бытия, словно и не было его никогда.

Иногда нужно не думать, а действовать.

«Мы все потрясены. Но нужно что-то предпринять. Мы не можем просто безучастно смотреть на… это», – Стоун ещё не придумал подходящего названия… этому. Впрочем, почему бы не Третья Мировая?

Стоун взял Холлиса за плечи и повернул к себе лицом.

– Кто? – только и спросил он.

Но с таким нажимом и яростью, что и сам почувствовал в себе силы одним лишь грозным взглядом испепелить обидчика. Это птица? Это самолёт? Нет, это Супер-Стоун!

Холлис пожал плечами, скидывая руки Стоуна.

– Палмер выясняет, он в «Клэрити»[6] у терминалов. Если не все серверы на поверхности накрылись из-за ЭМИ[7], может и узнаем…

– Что со связью?

Холлис вынул смартфон.

– Ни связи, ни сети, – констатировал он. Как прогноз погоды. Всё по нулям. Улучшения не предвидится.

Стоун вынул свой аппарат. То же самое. Ну и зачем он теперь нужен, ничем не лучше кирпича. Он со злостью запустил новоявленный кирпич в стену отсека.

– Где рация? – снова насел на Холлиса Стоун. – Мы должны связаться с нашими…

Ага, вот ещё что. Вот оно. Нашими.

Всё, всё с чем они начинали научные программы, все благие намерения – лишь красивые слова, обёртка, прикрытие, лицемерная пустышка. И всегда так было. Международная Космическая Станция. Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Как же. Астронавты NASA и тайконавты КНР не упускали случая зажать отчёты экспериментов и подсидеть друг друга. Это было словно отражение грязной политики на Земле. Не самая радужная атмосфера для пусть и большого, но всё же замкнутого пространства.

И теперь первым делом Стоун подумал о своих соотечественниках. Не о коллегах по станции вообще, а о коллегах-американцах. И о Холлисе, конечно же. Он – самый лучший друг во всей Системе.

Так что же это? Остатки шовинизма, скопившиеся где-то глубоко внутри и вылившиеся, словно желчь, отравляя всё хорошее вокруг, вместе с цинизмом? Пожалуй, что так.

Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Ага, как же, как же. Ничего не изменилось в этом плане. А теперь уж и подавно не изменится. Не. Дудки.

И было ещё кое-что.

Стоун всё не мог понять, что же ещё его гложет. Едва, как ему казалось, он ухватывался за хвост мысли, так тут же она, как следует тряхнув этим самым хвостом, сбрасывала его, заставляла вернуться в исходную точку и снова думать, снова ловить её…

Дурное предчувствие насчёт… Насчёт китайских друзей.

Вот что у него было.

Дурное предчувствие. Bad Blood[8].

Стоун тряхнул головой, разгоняя непрошеные мысли.

«А кто же ещё? Япония? Мы союзники. С европейцами нам нечего делить. Русские? Помилуй, не смеши. Их ржавые корыта упадут там же, где и взлетят. Северная Корея? У старика Кима пузо лопнет от натуги… Вот и остаётся Китай».