Труп-невидимка

Будь Лена жива – она бы хоть пошевелилась. Не родился еще человек, способный остаться неподвижным, если я воплю. Это, кстати, наилучший способ отличить тяжелораненного или обморочного от уже состоявшегося покойника.

Но Лена не шевельнулась.

Тогда я выбежала из сарайчика и понеслась через загон к дому.

Конечно, мне было жутковато. Но, с другой стороны, я безумно радовалась – наконец-то хоть один труп! А то после падения дракона в багажник все пишу, пишу, пишу, и хоть бы плохонькое мертвое тельце! И про семью написала, и про животных, уж прямо не знала, как дальше быть, и тут – извольте, отравленная Леночка!

Конечно же, когда я ворвалась в гостиную Галки со мной был настоящий шок. Я прекрасно знаю, как выглядит шок, Я его при каждом покойнике испытываю. Ноги у меня в этом состоянии становятся каменными, а тело неповоротливым. Ни за какие сокровища мира я не сумела бы сделать несколько шагов, отделяющие меня от тела. Да и зачем их делать? Потом я погу схватить первый попавшийся предмет, все равно, одушевленный или неодушевленный, и быстрее молнии куда-нибудь понестись, оглашая окрестности криком. Главное – не забыть огласить, а то шок какой-то неправильный. Потом я врываюсь, падаю и шепчу. Это обычно производит очень хорошее впечатление. Мне даже читательницы писали: в трудную минуту начали падать и шептать, так это действует лучше всякой матерщины.

Лучше всего то, что все сразу понимают: это – шок. И лечат его испытанным народным средством – алкоголем. Иногда попадается кое-что коллекционное. А как-то любители Востока сдуру принялись меня отпаивать японским слабеньким сливовым винишком, которое ненамного крепче компота. Я же не имела права выходить из шока и продолжала нервно шептать.

Некоторые виды алкоголя действуют как-то странно. Я глохну и тупею, глядя на мечущихся людей. Что глохну – это лдаже неплохо, потому что они говорят страшные глупости. Хуже, что они вызывают милицию, и я не могу полноценно провести допрос, только нечленораздельно мычу.

Итак, я все проделала как надо. Я и огласила окрестности криком, и ворвалась, и упала на диван, и выпила не слишком много – а столько, чтобы потом рассказать, как нашла в сарайчике тело Лены.

Собственно, насчет алкоголя я могла не беспокоиться. Мои свекрови, и старшая, и младшая, взбалмошны только когда речь идет о их личных делах. Если они видят, что я взяла след, а шок – один из вернейших признаков, то они бодро стоят на страже моих интересов и не позволяют посторонним мешать процессу. В частности, присматривают за спиртным.

Свекор обычно тоже оказывает посильную помощь. На сей раз он только причитал:

– Увы мне, окаянному! О, горе стало! Объяша мя беды адовы! Скорбь и болезнь обретох!

– А где Раймондюкас?! – догадался спросить Лешка. – Найдите Раймондюкаса!

Несколько человек кинулось в сарайчик, остальные – искать психоаналитика. Но обе экспедиции вернулись с нулевым результатом.

Что не смогут найти Раймондюкаса – я и так догадывалась. Но ведь и Леночки в сарае не оказалось!

– Но там кто-то лежал, – сказал молодой птицевод. – Даже ворочался. Подстилку прогреб до пола. И вот…

Он протянул золотую зажигалку, инкрустированную бриллиантами.

– Это она, – прошептала я. – Она была отравлена и билась в судорогах… Зачем только она приняла это лекарство?..

Свекрови выразительно переглянулись. И еще раз переглянулись. Они очень заботились, чтобы это было замечено всеми окружающими. В таких случаях семья мне обычно подыгрывает.

– Найти Раймондюкаса! Немедленно! – закричал Лешка.

Но психоаналитика нигде не было. И машина, на которой они с Леночкой приехали, тоже исчезла.

глава шестая

Обратной дороги я не помню. За рулем был Альфонс Альфонсович, бормотавший, что неплохо бы отправиться в монастырь на покаяние. Конечно же, мы въехали в кювет. Дня таких случаев полезно иметь свой автокран.

Приехали домой мы утром. И привезли с собой головную боль. Я немного вздремнула, но сон на пользу не пошел. Когда я, охая и хватаясь за виски, вползла в столовую, слабенькое октябрьское солнце лениво освещало комнату площадью в семьдесят квадратов. Мусенька налила мне крепкого чая, и я поинтересовалась:

– Где все?

– Авдотья Гавриловна спит, Нинель Аристарховна на крыше делает утреннюю зарядку. Альфонс Альфонсович… – тут горничная несколько смутилась. – Он образа на стенку приколачивает. Говорит, будет перед ними поклоны бить. И картинку из журнала туда же. Говорит – это государыня императрица Катеринушка.

– Близнецы?

– Остались у Расторгуевых. Дусеньку-то так и не поймали. Сидит в бассейне и не дается!

– Так что, фура без нее пришла?! – ужаснулась я.