Цап-царап, или Оборотни для Маши (СИ)

Она вздрагивает, по моему тону понимает, почему человек может вдруг замолчать, не открыть больше рот.

Но мне терять уже нечего, а Савву ещё можно отмазать.

- Нет, - друг смотрит по сторонам, усмехается. - Мы с тобой со школы вместе. И вляпались оба. Маша, - он поворачивается к девушке.

- Я поняла, - она быстро кивает. - Вам нужно уехать, - пухлые губы дрожат, она вот-вот разревется. - Я тоже надолго тут не задержусь, мы с Полечкой переведемся в другой институт в большой город...- она шмыгает носом, встаёт с дивана, бормочет, - надо работать, бармен косо смотрит, нажалуется старшей по смене...

Она выбирается из-за стола, хрупкая фигурка, поникшие плечи.

Савва смотрит ей в спину, переводит взгляд на меня.

- Ее нельзя с собой брать, - замечаю.

- Я знаю, - он вертит в пальцах зубочистку, ломает ее. - У нее институт. Планы. Вся жизнь впереди. А мы ей все испортим, если будем везде таскать за собой. И потом...

Он замолкает, я тоже молчу.

Потом, когда нас найдут. Ее тоже в живых не оставят, слишком много она знает.

Здесь ей безопаснее, может быть, она ещё справится, перерастет, забудет.

Ей всего восемнадцать.

- Тогда едем? - Савва поднимается, отряхивает футболку. С сожалением смотрит на Машу, юркнувшую в туалет.

Вижу, хочет остаться.

Он обходит стол.

- Семёна обнаружат дня через два. Когда он позвонит Совету мы уже далеко заберемся.

- Ты точно со мной? - тоже встаю. 

- Разумеется. 

Встречаемся глазами. Взгляд у него уверенный. Оба понимаем, что без него я протяну и того меньше.

И я благодарен. 

- Тогда едем, - шагаю к выходу.

Глава 43

Приказываю себе успокоиться, вытираюсь платочком.

Не помогает, я этот кусок ткани уже истрепала в лохмотья. А прошло лишь полчаса.

Не верю, что они уехали. И что у меня теперь нет дома, это тоже потрясение, я его лишь сейчас осознаю.

Ворвались вдвоем в привычный мирок. И изломали его.

Савва сказал, что в номере, который сегодня снял, оставил деньги. И гостиницу оплатил на два месяца вперёд. И мне оставленной суммы хватит до лета. Знаю, что хватит, я экономная, а как только окончу первый курс - я и сама уеду.

Все вроде бы хорошо, правильно. 

Но как же так быстро. Ещё утром я варила кашу на завтрак, кастрюлька, наверное, до сих пор в холодильнике стоит, грязная, с налипшими остатками крупы на стенках.

Тамара ведь сама не приберет, она привыкла, что всегда я.

В туалет раскатисто стучат. И злой голос по ту сторону возмущается:

- Какого черта, Маша, ты сегодня работать будешь или нет? 

Вздыхаю и встаю с унитаза. Открываю крышку, бросаю в воду чек.

Принесла его Савве, когда он расплатился за кофе. А он нарисовал в уголочке сердечко.

И уже полчаса сижу с ним, как с ценной бумагой. Трясусь над ним, словно это акции на нефть.

Двойной эспрессо. Сливки. Один сахар.

С ума я сошла, вот что.

Смываю воду. Щелкаю задвижкой, и предстаю перед красным от гнева барменом.

- У тебя несварение или что? - он кричит. - Тут уже очередь. 

Выскальзываю из туалета в зал, из очереди наблюдаю только рыжего кота в углу, он моет лапами мордочку.

Вспоминаю, как Ярослав подошёл ко мне с ним в день нашего знакомства у клуба. И подхватываю на руки, прижимаю к груди толстенькое теплое тельце.

Он греет, а мне так пусто и холодно.

Бармен идёт за мной, на ходу продолжает меня отчитывать:

- Ты сколько раз за смену запиралась в туалете? 

- Больше не буду, - обещаю. Вытираю мокрое от слез лицо и поворачиваюсь. - Что надо делать? 

- Что, - он осекается, словно раздумывает. Смотрит на меня и вдруг отвешивает неловкий комплимент. - Некоторые когда ревут - у них носы красные, морда кривится. А ты - как в фильмах. Прозрачные дорожки из-под ресниц.

Смахиваю очередную прозрачную дорожку и мысленно ужасаюсь - что творится с народом вокруг?

Все будто бы спятили, кроме вот, кота разве что. 

- Ты не злись, в общем, - парень идёт к стойке. - Что я тебя носом тычу в косяки. Рабочие моменты, - заявляет по-деловому и перебрасывает через плечо белое полотенце.

Мою грусть разбавляет смешок. Полотенце - зачем оно ему. Он тут бокалы не натирает. Бокалов тут и нет, только чашки для кофе, пиво в бутылках и пластиковые стаканы. 

И если уж совсем откровенно - то он больше буфетчик, чем бармен.

Но он всем плетет, что через год станет, как Алекс Кратена и откроет собственный бар на лондонской Олд-Стрит.

- Смена в шесть утра кончится, - спускаю кота на соседний табурет и смотрю на часы. - То есть через полчаса. Я могу дополнительно ещё два часа отработать, до восьми. А потом в институт поеду.

- Не надо, - он великодушно машет на меня полотенцем. Смотрит поверх моей головы и хмурится. - А там опять что? Слушай, скажи друзьям, чтобы не отвлекали тебя. Пусть совесть имеют.

В удивлении оглядываюсь и деревенею, чуть не валюсь с высокого табурета. 

По залу идёт Яр, и прямо ко мне.

Не видение, не мираж, ведь бармен его тоже заметил. 

Скатываюсь на пол и несусь ему навстречу.

- Что случилось? - спрашиваю запыханно, и стыжусь - в голосе столько счастья, я радуюсь беде - ведь ему явно нехорошо, он так озабочен.

- Есть у вас круглосуточные клиники, частные? - он смахивает пот со лба.