Царь без царства

– Пойдемте скорее, мудрый! В Алиде не стоит долго находиться, даже если не колдовать, а вы…

Самер позволил старику взять себя под руку и увлечь к клетке подъемника. Юнец-защитник поднял факел высоко над головой, напоследок вглядываясь в лица пленников.

– Попробуйте накормить их… скажем, мясной похлебкой, – через силу говорил Первый, пока они устраивались в тесном зарешеченном пространстве.

– Конечно, мудрый! Я понимаю, что они вам нужны, – кивал целитель.

– И поите почаще. Можно поднять их в клетке на половину глубины. Там, повыше, знаки Алида не так сильны…

– Конечно, мудрый!

Старик дернул за канат, трое дюжих парней наверху налегли на лебедку – и цепи взвыли, увлекая их вверх: туда, где уже начинал заниматься рассвет.

3

Джамайя, лекарский квартал, 11-е месяца Пауни, ночь

Джен не знал, сколько времени прошло, он сам чувствовал себя покойником… Точнее, поначалу-то он ничего не чувствовал: ни циновки под собой, ни жара, ни холода, ни даже запаха похлебки, которая все еще доходила на очаге. Он смотрел на безжизненное тело и не мог поверить, что это отец. Знал, что старика уже нет, и не мог понять: как это – нет? Разве так бывает? И что это значит?

Диковинный звук, за которым щерится пустота.

Прошли часы или годы, когда он смог, наконец, оторвать взгляд от покойника и понял, что уже не в силах взглянуть в ту сторону. В открытые ставни заглядывала любопытная луна. Похлебка кипела и плевалась, негодуя, что о ней забыли.

Медленно, словно под действием черного дурмана, юноша встал.

Когда умирала мать, он был еще слишком мал, чтобы это понимать. Он до сих пор помнил ее тяжелый свинцовый взгляд. Еще мальчик, Джен тогда входил в ее комнату, потому что его приводил отец, и не знал, куда ему деться. Почему-то мать не говорила с ним – это сейчас он понимал, что слова давались ей с трудом, она просто лежала и смотрела, и от ее взгляда становилось так тяжко! – а тогда Джен сбегал и не мог взять в толк, почему его раз за разом приводят в эту полутемную затхлую комнату…

Чего он никогда не видел и не знал, так это как мать их покинула. Отец словно нарочно придумывал тысячи оправданий, почему доброй Мири с ними нет. Она просто ушла – очень далеко и очень надолго – и даже когда Джен подрос достаточно, чтобы понять, что ушла она в странствие по миру теней… даже тогда он не знал пустоты, которая ухмыляется из полумрака – там, где только что лежал живой дышащий человек.

Встать-то он встал – но взгляд его остался бессмысленным, скользил по стенам. Еще пару минут ушло, пока в голову не закралась первая робкая мысль.

И эта мысль была о Сахре…

Нет, он не вспомнил, что сестра запропастилась, обещала прийти – и затерялась в Глиняном городе. Просто она оказалась единственным человеком, который для него существовал.

Джен испытал подлинное облегчение, вдруг очутившись на улице. Ночной воздух прянул в лицо. Скрип телеги и щелканье кнута казались музыкой. Пустота осталась за спиной, в доме. Он обязательно войдет туда опять, но… не сейчас. Сейчас он должен отыскать Сахру. Сказать ей.

Ему повезло: те, кто заступил бы ему дорогу ночью в Глиняном городе, никогда не остановят бегущего человека. Джену казалось, что улицы Джамайи пусты, только мыши и ящерицы бросались врассыпную. Харчевня была на том же месте, но юноша едва не проскочил ее, пробежав мимо. В пыли у дверей ползал горбун, вымаливая подаяние. В воздухе витал сладковатый запах отбросов. Сквозь закрытые ставни верхних этажей прорывался медный звон цимбал.

Юноша толкнул дверь – и очутился в самой чадной из преисподних. Пока он шел меж лавками и столами, он словно продирался сквозь паутину разговоров. Никто не остановил его, любопытные взгляды скользили по парню и уходили в сторону. Что-то было в его лице, он и сам это знал, пробираясь через толпу к старику-разносчику.

– Сахра наверху? – спросил он, взяв того за локоть и рывком развернув к себе.

В прошлый раз дед опасался юнца в добротной одежде – кто знает, что стрельнет этакому в голову? – но теперь уставился на Джена с немым ужасом. Отпустив старика, парень направился прямиком к лестнице. Крысеныш с бегающим взглядом, что вчера присматривал за шлюхами, попробовал преградить дорогу – его Джен просто оттолкнул.

Ночью, в самую горячую для «Лотоса» пору, наверху было не в пример светлее. Толстые благовонные свечи выстроились вдоль стен, от ароматного дыма воздух стал тяжелым и вязким. В чересполосице света, тени и фимиама Джен не сразу разглядел матрону с белым от пудры лицом. Она выступила навстречу, подобно призраку.

– Господин желает отдохнуть? – спросила она мягким грудным голосом.

Если бы в ее словах проскользнул страх или она попыталась преградить дорогу – Джен бы и ее отбросил прочь. Однако голос словно надломил юношу. Он хотел объясниться, но слова застряли в горле, а воздух стал колючим и жестким. Джен судорожно глотал его и не мог отдышаться.

– Ты ведь… господин ведь брат Сахры, – проговорила матрона.