Царь без царства

Ну хорошо, а дальше? Жрец будет делать предсказание, даст году имя? Ведь в эти же часы в Высоком городе уже нарекают грядущий год. И как быть с тем, что все они лишены Дара? В обряде было что-то от древней магии крови, еще тех лет, когда на Благодатных берегах не слышали о Царстве. Очень похоже на то… но узурпатор не разорвал сношения с Нагадой только с условием, что иноземные маги больше не ступят на земли Царства. Все в посольстве были простыми смертными. Жрец не может этого не знать.

Она думала так, а священник меж тем закончил обход и опустился на подушки у огня. Колокольцы на головном уборе звякнули, когда он коснулся пола лбом.

– Воля Господина Сил – закон для праведных…

Джаварис, полный краснолицый человек, ведавший переписью земляков, закашлялся. Тот, что сидел подле него, поднес ладонь к лицу и лизнул ранку, в его глазах читалась скука.

– Он есть податель благ и счастье верных…

Зено недовольно поджала губы. Да, ритуал стал церемонией, для многих обыденной, но она все видела впервые. Скрип скамеек и шепотки раздражали. Джаварис поднял руку, видно собираясь опять закашляться – когда священник выгнулся дугой, запрокинув к потолку лицо.

– Вестник! – захрипел он, дыхание его клокотало в горле, словно жрец подавился кровавым вином. – Вестник-вестник-вестник-вестник…

Он повторял снова и снова, на все лады. Но разве не должно пророчество… О боги! Вот и Джаварис перестал кашлять, а посол подался вперед – и в этот миг жрец вновь согнулся пополам, ударившись лбом о мраморные плиты.

– Темно и пустынно в утробе небес, – голос звучал глухо, а колокольцы всхлипывали, когда плечи жреца сотрясались в сухих рыданиях. – Города, чтившие тебя, сделались пустынею, опустошены святыни. Сухи ручьи, на которых отцы наши восхваляли тебя…

Посол вскочил, но один из служек встал у него на пути. Всего лишь юноша, Зено была уверена, что аристократ, не глядя, отбросит мальчишку прочь. Однако посол остановился, словно перед ним был не молодой послушник, а воин.

– Вы что, не видите, что ему плохо? – воскликнул Ксад.

– Не больше, чем другим жрецам…

– Вестник! – прервал их вопль священника. Он вновь распрямился и теперь не отрывал завороженного взгляда от пламени. Из-под волос по лбу сочилась струйка крови. – Благословен будь грядущий во славу прекрасного! Темно и пусто в утробе небес…

Теперь повскакивали все, и Зено пришлось последовать примеру, чтобы не потерять жреца из виду. Обхватив себя руками, тот раскачивался из стороны в сторону, на губах его пузырилась розовая слюна – видно, священник прокусил язык. Но разобрать слова не было никакой возможности. Речь его тонула в гаме: за перепалкой посла со служкой, за дюжинами голосов, которые одновременно возмущались, спрашивали, поясняли.

– Да помолчите же! – воскликнула Зено, но ее никто не слышал, а возглас влился в общий гомон.

Поняв, что так она ничего не добьется, женщина стала проталкиваться к жрецу – непростое дело, учитывая, что этим вдруг занялись все собравшиеся. Работая локтями, как заправская уличная торговка, она добралась до посла, так что служка расставил руки, преграждая дорогу и ей тоже.

– Это богохульство! – в глазах юноши светилось отчаяние, но в этот миг его напарник подал голос:

– По-моему, закончилось…

Служка обернулся, и Зено увидела, что жрец обмяк на руках помощника, лицо его заострилось, так что на мгновение ей почудилось, будто священник мертв.

– Яйца Шеххана! – выругался посол. Совсем как подданный Царя Царей.

Однако до него уже никому не было дела. Бережно, точно сын – измученного болезнью отца, юноша поднял жреца на руки и, прижав к груди, понес прочь.

Темно и пустынно в утробе небес… женщина не поручилась бы, что запомнила в точности. Будь под рукой библиотека, она полистала бы писания Темераса, но чего в посольстве не водилось, так это храмовых свитков.

Зено обняла себя за плечи. Время близилось к полудню, необычно жаркому даже по меркам Царства – но женщину била дрожь: оттого ли, что она так и не спала, или от недобрых предчувствий. Ночь оказалась богатой на пророчества: сперва сулящий беспорядки посол, а затем и жрец.

Запретив себе вспоминать залитое кровью лицо, Зено подошла к окну.

Она прожила в столице всего год, под горячим солнцем, обжигающим шумные городские улицы – но успела влюбиться и в позолоченные купола, и в сады, и в цветастые мозаичные мостовые. Воздух здесь был другим, небо – непривычно глубокого синего оттенка, а по ночам казалось, что Царству светит вдвое больше звезд, чем ее родине. Она полюбила этих смуглых и темноглазых людей, таких вспыльчивых, вдумчивых и таких высокомерных.

Они писали на картах «Анхар», но только чужаки называют их царство анхарским. Для своих жителей Царство всегда было одно, а иначе не могло и быть. Они говорили «столица», но никогда не называли ее по имени – ведь в мире только одна столица, какая уж тут путаница? Все это Зено знала и прощала анхари спесь: в конце концов, Нагаду тоже основали они, когда Махаф Советник решил, что из горсти рыбачьих деревень получится торговая гавань.