Царь-дедушка

Щума Золотой Язык оказался тем еще мордоворотом. Высоченный бугай с фигурой отошедшего от дел борца, окладистой черной бородой на звероватом лице и бритой головой, больше он напоминал не философа, а какого-то янычара. И лишь умные, глубоко посаженые глаза намекали, что при его появлении вовсе не обязательно сразу же звать на помощь и бежать куда подальше со всей доступной скоростью. Колоритная личность, ничего не скажешь — ученики такого должны бы слушаться. Главное, чтобы не ругался на них сильно — а то сраться начнут где ни попадя.

Голосину философ имел под стать своей внешности: мощный, басовитый, ну чисто из бочки. В диспутах, полагаю, это ему большая подмога, ну и при приветствии царя оному небольшую контузию звуковой волной умудрился устроить.

— Присаживайтесь, присаживайтесь почтенный. — я указал наставнику царевичей на одно из кресел за столом. — Знакомиться будем, ну и отведаем, что боги послали.

Обед моему величеству нынче подали на выходящей в сад терассе, так, дабы во время приема пищи я с гостями мог любоваться зеленью, цветами, фонтанами и делающими вид что прогуливаются придворными чинами. Вот неймется им глаза помозолить! Сказано же было — вечером, на экзамене в Блистательные. Что за народ?

— А, кстати, уважаемый Щума, отчего я вас вчера, на коронационном пиру, не наблюдал?

— Ну как же, ваше величество? — ответил тот, занимая предложенное место. — Я ведь не являюсь на дворцовым, ни столичным ни любым иным высокопоставленным чиновником. Вашим дружинником тоже не являюсь. С чего бы меня должны были на него приглашать?

— Безобразие какое.

Философ лишь развел руками — таково оно, мол, сословное общество.

— Наставник будущего царя, и без придворного ранга. Надобно будет сказать князю Хатикани, чтобы исправил это досадное упущение. — я извлек свой блокнот и только тут понял, что шариковую ручку еще не изобрели, а за обеденным столом искать письменные приборы как-то противоестественно.

— Но государь, тогда мне пришлось бы перейти в служилое сословие, а философам сие никак невместно. — с укоризной пробасил Золотой Язык. — Лишь тому, кто решит оставить служение Знанию, а я таких планов, сказать по чести, не лелеял.

— Ай, да не морочьте мне голову. — отмахнулся я. — Совместите уж как ни будь два статуса. Служивый философ, разве не звучит?

Щума озадачено крякнул, а молчаливые слуги, издали руководимые Папаком из Артавы, плеснули нам в кубки вина.

— Ведь, если подходить к вопросу формально, вы и находитесь на службе — обучаете царевичей и получаете за это жалование.

— Не жалование, но гонорар, повелитель. — возразил философ.

— Тот же хрен, но вид с боку. — я взял зубочистку и, макая ее в вино, записал в блокноте пришедшую идею.

— Как интересно. — Щума подался вперед, разглядывая фолиантик. — Восхитительно и необычайно. Где такие делают?

— Нигде пока. Сам придумал. — ответил я, и положил раскрытую книжицу на стол, дать просохнуть эрзац-чернилам.

— Ваше величество, я поражен! — Золотой Язык положил руку на сердце и склонил голову. — Ведь эдак листы для записи и занимать будут места меньше, нежели в тубусе, и теряться реже. Вы уже дали имя этому изобретению?

— Э-э-э, нет пока. — я вдруг понял, что хотя понятия «блокнот» и «органайзер» мне вполне понятны, слова (а не развернутого определения) для поименования подобной книжицы я не знаю. — Быть может, хм… Ежедневник? Он же для ежедневных записей предназначен.

— Неплохо. — кивнул головой гигант-философ. — Но ведь будут и те, кто не станет пользоваться этим предметом каждый день.

— Ну тогда я прямо и не знаю. Придумайте сам, как коротко назвать сшитые меж собой листы для разнообразных записей.

Наставник царевичей на миг нахмурился, но тут же просиял как свежеотчеканенная драма.

— Записульник! — торжественно провозгласил он, воздев к небу палец.

Я от акустического удара чуть с кресла не упал.

— Вы, повелитель, не планируете начать выпуск своего изобретения? Я бы, право, приобрел. Впрочем, если бы вы позволили мне внести небольшое усовершенствование… Как я заметил, вы, не имея под рукой письменных приборов, испытывали некое затруднение. Что если вот здесь, — Щума ткнул пальцем в корешок, — закрепить узкий и длинный сосуд? А вот тут, — он чуть приподнял блокнот одной рукой, и пальцем другой ткнул в обложку, — сделать крепление под стило?

— Сразу виден ум истинного философа. Едва увидали новинку, как немедля придумали способ ее улучшить. — похвалил я наставника царевичей.

Искренне, кстати, похвалил. Я, может, и сам бы додумался до такого апгрейда — чай блокноты с прикрепленными ручками не раз видывал, — но вот чтобы так, с ходу, усовершенствовать абсолютно новую для тебя концепцию… Что же, кажется Золотой Язык не даром занимает свое место.