Царь-гора

– Ай? – встрепенулся старик, бросил обломок. – Будто я знаю. Приходили какие-то, из нижних пещер. Сами длинные, как жерди, рыла вроде страшные на вид, а вроде как вдохновенные, светились эдак. Обещали отвести на хорошую землю, если будем держаться веры древлей – доски копченые крепко чтить, а на свет белый не выходить. Там, говорили, враг рыщет всюду да рыкает, кого поглотить ищет. А для верности чтобы иконы запечатлеть велели, вон этим самым.

От рассказа Федора пробрало холодком, если б была шерсть на загривке – вздыбилась бы. Поежившись, он мазнул фонариком по дырам туннелей и невольно приглушил голос:

– Давно приходили?

– Последний раз не так чтобы. Года три. Иль пять.

Федор почувствовал острую необходимость выбираться из проклятой пещеры. Но нужно было извлечь из-под земли и старика – заархивированное внутри горы сокровище, которого хватит не на одну диссертацию.

– Так что, дедушка, с самого девятнадцатого года кержаки тут поселились? – спросил Федор, ощущая себя чертовски удачливым кладоискателем.

– С самого что ни на есть.

– И наружу носа не казали?

– Не казали.

– Ну а вы-то, господин ротмистр, как с ними повелись?

– Как повелся, говоришь? – Старик снова ударился в слезливость, задребезжал голосом. – А так и повелся. Полк наш того, партизаны накрыли. Горстка по горам рассеялась. К столбоверам меня и прибило, по грехам моим. Они прежде того деревней под небом жили. А тут под землю порешили уйти. Старшие только ихние напрямую в землю зарылись – под камнями вживую погреблись. Оно, мол, надежней от антихриста. А молодь сюда, в пещеры. И меня с собой. Хоть чужак, да делать нечего, увязался с ними, а убить – нельзя им оскверняться, по вере ихней. Махнули рукой, говорят: живи, только чур по-нашему древлеправославному обряду. Ну и прижился.

Он испустил длинный печальный, старчески шершавый выдох.

– Партизаны, говорите, полк накрыли, – трепетно лелея и сдерживая нетерпение, сказал Федор. – Усть-Чегень – помните такое село, господин ротмистр? Не там ли дело было?

– Усть помню. А Чегень или еще что – не упомню. Много тут абракадабских названий было.

Но Федор и без того знал, что он на верном пути и лавровый венок баловня судьбы уже нацелился упасть на его голову.

– Ну а партизанами кто командовал, помнишь, дедушка?

– Этого и в гробу не забуду, – заволновался старик, сердито взмахнул руками и стал будто бы бредить: – Медвежья стража. Шаман проклятый наколдовал. Войско мертвецов. Они как бревна в заграждения складывались, пули в них застревали, а после никаких следов…

Федор от растерянности – не собрался ли старик тронуться умом – направил луч фонаря ему в лицо. Вскрикнув от боли в глазах, косматый дед повалился на землю и нехорошо завыл тонким голосом. Федор, опомнившись, дернул фонарь в сторону.

– Какая медвежья стража? – крикнул он, подобрался к старику и принялся тормошить.

– Бернгарт его имя, – прекратив выть, страшным шепотом ответил тот. – «Медвежья стража» и значит. Сбылось проклятие колдуна. Медведь, хозяин гор.

Федор привалился к стене. Все-таки от пещерного жителя нестерпимо воняло, а в речах все больше сквозило безумие.

Некоторое время в пещере раздавался лишь плеск водяных капель да возня старика, распростертого ниц и бессмысленно загребающего руками.

– Как звали командира полка? – спросил Федор, зная ответ наперед.

Старик говорить не спешил. Через минуту-другую Федор опять услышал его безутешное глухое подвывание.

– Прекратите истерику, ротмистр, – устало проговорил он. – Вы не кисельная барышня, а я не поп, чтобы утешать вас.

Как ни странно, нелепая фраза подействовала. Старик поднялся на колени и повернулся к Федору.

– Поп, – произнес он, осенившись мыслью, – отведи меня к попу. Мне тебя Господь послал для покаяния, Христом-Богом молю, отведи!

На коленях он пополз к Федору.

– Вы не ответили на мой вопрос, – отодвигаясь в сторону, сказал тот.

– Полковник Шергин! – страшным голосом возопил старик, так что и стены пещеры, казалось, сотряслись. – Отведи на покаяние, заклинаю!

– Кто в него стрелял? – требовательно спрашивал Федор, боясь, что старик от волнения не вовремя испустит дух и заберет с собою в вечность сокровища живой истории. – Почему его убили свои?

– Я, я, я! – захрипел старик, тряся руками перед лицом Федора. – Я его убил.

Федор успел нашарить кнопку фонаря и выключить свет, прежде чем старик заглянул ему в лицо. Увидев перед собой копию полковника Шергина – восставшего из могилы мертвеца, пришедшего требовать оплаты счетов, – он окончательно выжил бы из ума либо стремительно присоединился бы к остальным здешним покойникам.

– Почему? – выдавил Федор. К абсолютной темноте пещеры глаза не могли привыкнуть ни за минуту, ни за час. Только за всю жизнь. Он чувствовал, что старик отлично его видит и даже пытается получше рассмотреть.

– Почему? – жалобно повторил тот и замолчал надолго. Федор использовал паузу, чтобы встать на ноги и, включив снова фонарь, отойти подальше. – Не знаю. Не помню. Он хотел… хотел… я был против… не помню.

Старик заплакал. Федор молчал, не решаясь произносить суд.