Царь Грозный

Румянец выдавал волнение княжны, но это было понятно, как не волноваться, если тебя разглядывает сам царь! И все же она смогла вскинуть на Ивана Васильевича свои большие темные глаза, буквально взмахнув черными пушистыми ресницами. Царь был сражен необычной красотой девушки, ее стараниями выучить русский язык, ее приветливостью. Объявил невестой тут же.

По Москве разнеслось, что княжна хороша собой, умна и государю полюбилась сразу. Хотя царицу Анастасию не забыли, но многие радовались, что у государя теперь будет семейное счастье. Пусть уж, потому как несчастный человек и на правлении нехорош.

* * *

Тень митрополита Макария начала расплываться. Иван протянул к ней руку:

– Постой, владыко, не уходи! Скажи, в чем был не прав?

Уже едва видный бесплотный Макарий покачал головой:

– Иван, Иван… Сколь я твердил тебе, что и над царской властью есть власть…

Договорить не успел, даже на смертном одре Иван гнул свое:

– Знаю! Божья!

Макарий снова сокрушенно покачал головой:

– И совести. Даже царь не волен жизни людские губить без разбора! К чему Русь в разор страшный вовлек? Скольких людишек без мысли мучениям подверг?

Тень митрополита говорила еще что-то, но Иван, не слушая, захрипел в ответ:

– Аз есмь царь! Мне решать, кому жить, кому мучиться! Мне!..

Макарий уже исчез, а царь все рвал на себе ворот, выговаривая:

– Вы все меня предали… все бросили… Настя умерла… Настю отравили… Потом на этой женили… Предатели… всех убью!.. Всех…

Суетившиеся вокруг умирающего царя люди содрогнулись, даже на смертном одре проклятиями сыплет.

За 23 года до этого. Аз есмь царь!

Не всегда Иван с дружками или на пирах, временами трезв, толков и без своей свиты. Особенно если рядом с митрополитом. Теперь это, пожалуй, единственный человек, которого государь хоть как-то слушает, который может ему печаловаться по старинному обычаю, может вразумить от непотребства и даже втолковать что умное в серьезных вопросах.

Одна беда – стар уже митрополит Макарий, очень стар. Давно просился оставить митрополичью кафедру, да государь против. Ослаб Макарий и бренным телом, и даже душой. Нет у него сил без конца вразумлять и вразумлять царя. Митрополит всегда был миротворцем, умел усмирить самых рьяных, помирить самых неуступчивых. И над Иваном власть имел такую же – усмирял, если надо было, одним словом, одним взглядом. Но нет уже сил у Макария, оттого и болит душа…

А Иван словно нарочно все труднее вопросы задает.

– Святой отец, к чему это литовцам Воловичу, Ходкевичу и Гарабурде «Евангельские беседы»? Неужто такие только у Висковатого и есть, что за ними специального человека присылают?

Митрополит Макарий скромно пожимал плечами. Честно говоря, он тоже не верил в такую уж необходимость ехать из Литвы в Москву, чтобы переписать эту книгу. Но как бы то ни было, а литовское правительство отправило черного дьякона Исайю именно с такой целью. В Москву тот приехал вместе с посланцем Константинопольского патриарха митрополитом Иоасафом. Казалось, православный монах, родом из Каменец-Подольска, явился с вполне благочестивыми намерениями. Что же обеспокоило Ивана?

Макарий спросил. Царь хмыкнул:

– Святой отец, ты видел, какие подарки щедрые привез? У монахов таких не бывает…

– И тут же учинил донос на Иоасафа, – поморщился Макарий.

– О чем? – Глаза Ивана впились в лицо митрополита, его явно заинтересовало такое известие.

– Что не с добрыми намерениями к нам явился…

– А ты как мыслишь?

Митрополит снова вздохнул, он был уже стар, очень хотел на покой, но Иван все не отпускал. Теперь вот только не хватало разбираться в доносах гостей друг на дружку. Но Иван настаивал:

– Что грек ответствует?

– Сам на Исайю доносит о том же! – с досадой поморщился Макарий.

– Я приказал за этим доброхотом из Литвы наблюдать. Знаешь, куда он отправился? Не к Висковатому, а к Ивану Бельскому!

– Зачем? – изумился митрополит.