Царь и царица

«Да, подошли к нам минуты испытаний… Это было тогда, когда немцы только что разгромили Самсонова под Сольдау, а затем обрушились на зарвавшуюся вперед армию Ренненкампфа, грозя отрезать ее с тыла. Наша дивизия прикрывала его левый фланг, и нам пришлось выдержать всю силу удара обходных корпусов, предназначавшихся Ренненкампфу, и не будь Гурко, прямо скажу, несдобровать бы всей первой нашей армии… А положение было не то, что скверное, – отчаянное прямо, и я не представляю себе, как мы оттуда живыми ушли! Как сейчас помню бой у села Петрашка. Навалились на нас 3 немецкие пехотные дивизии и конница, да еще с тяжелой артиллерией. А у нас что? Легкие конные пушечки, так разве ими отобьешься?.. А местность то лесистая по краям, все перелески да перелески, того и гляди, обойдут немцы. Да посередке открытое поле, и за пригорочком лежат наши казаки, а где разбросались уланы и казаки. Гвоздят немцы по бугру, и все чемоданы, все чемоданы, так и чешут, так и сносят, так и мнут. Невмоготу терпеть, нет никакой мочи, ну просто не выдерживает сердце. Пригнулись мы, в землю вросли, про себя молитву “Живый в помощи Всевышнего” читаем. Тянет сползти с проклятого бугра, уйти куда-нибудь, и бежать, бежать без оглядки назад из этого сплошного ада. А не смеем! Мы-то лежим, а он, Гурко, т. е. стоит во весь рост на этом бугру и хоть бы что! Точно не по нему-то бьют, точно не вокруг него столбом рвутся и воют снаряды, точно не смерть витает, не убитые и раненые валяются и корчатся, а сладкая музыка играет, и ангелы песни поют. Стоит это он себе, по своей привычке стеком по носку сапога хлоп-хлоп, и нет-нет парой слов перекинется с адъютантом своим Арнгольдом. Далеко видать алые генеральские лампасы… Штаб весь ушел давно, Гурко его назад отослал, а сам с Арнгольдом остался. И пока стоит он здесь, на бугре, не смеем и мы уйти… А там, из-за перелесков, вдруг выносится конная немецкая бригада из двух полков и летит на нас в атаку. Ну, пропали, думаем! Только вижу, махнул рукой Гурко нашему резерву – трем сотням. Те вмиг на коня, и марш-марш, на немца колонной поскакали… Господи ты, Боже мой, что тут было!.. А Гурко стоит все с той же легкой усмешкой, застывший в спокойной, бесстрастной позе. Затаив дыхание, глядим и мы туда, где сейчас решается судьба. Что-то будет? Вдруг видим, немецкая бригада дрогнула, замедляет ход, идет все тише, тише и сразу повернув, шарахнулась в сторону, уходит от наших казаков… Не приняла боя… Что тут было. Мы как лежали, так всею цепью сразу поднялись и с криками “ура” бросились на немцев. Гусары, уланы, драгуны, казаки – все один перед другим старались отличиться на глазах любимого начальника. Шли в атаку и пешие, и конные, не обращая никакого внимания на огонь… В этот день мы потеряли половину личного и конного состава, но удержали за собой позиции… Армия Ренненкампфа была спасена»{34}

.

Генерал В.И. Гурко в октябре 1914 г. за боевые заслуги был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. С 9 ноября 1914 г. он уже командир 6-го армейского корпуса. В начале ноября, после прорыва германскими войсками позиций 2-го армейского корпуса, Гурко активными действиями исправил положение и 9 (22) декабря вынудил германскую армию остановить наступление. Он 21–23 января 1915 г. по приказу генерала Н.В. Рузского провел операцию по возврату захваченного немцами фольварка Воля-Шидловская. Несмотря на возражения Гурко, не желавшего ненужной гибели войск, штаб фронта настоял на операции, в которой корпус Гурко (увеличенный до 6 дивизий) потерял около 40 тыс. человек, так и не добившись значительных успехов.

Накануне проведения этой операции, т. е. 16 января 1915 г., штаб и позиции 6-го армейского корпуса генерал-лейтенанта В.И. Гурко посетил великий князь Андрей Владимирович, который сделал следующую запись в своем дневнике:

«В 11¹

/₂ часов я на моторе выехал на Гузов в штаб 6-го армейского корпуса к генералу Гурко. Поговорив немного, мы вместе поехали на позиции, где были крепостные орудия, и присутствовали при стрельбе. Разрывы были видны простым глазом. Молодой прапорщик, командир взвода, очень симпатичный и расторопный, давал отличные ответы на задаваемые вопросы, и было видно, что он вполне в курсе дела. Когда я его спросил, хорошо ли ты знаешь свои 120-пудовые 6-дм пушки, он мне с гордостью ответил: “Я – крепостник, Ваше Императорское Высочество!” Т. к. стрельба шла интенсивная и по телефону командир батареи беспрестанно давал приказания, то разговаривать долго было трудно, и мы пошли назад. Неприятель начал пристреливаться к батарее. Шрапнели рвались по сторонам, но мы благополучно вышли из сферы огня и вернулись в штаб. Батарея стреляла при мне на 3 версты 100 саженей по высоте Шидловской. Была слышна пулеметная и ружейная трескотня, и ясно видны разрывы чемоданов»{35}.