Царь и царица

В письме к Мельгунову тот же Гучков категорически сообщал, что «никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось»{131}. Правда, Мельгунов едва ли поверил этому, т. к. в своих трудах он отмечал, что в практике масонов был заведен порядок всячески отрицать свое участие в политических событиях.

В материалах ЧСК Временного правительства имеются показания бывшего царского министра внутренних дел А.Д. Протопопова от 28 июля 1917 г., где отмечалось: «А.И. Гучков считался человеком влиятельным в военной среде и сторонником перемены бывшего государственного строя. Царь особенно его не любил и общение с ним считал предосудительным. За Гучковым Департамент полиции следил, и о посещавших его лицах велся список. Донесение о посещении его генералом Гурко, полученное через агентуру департамента, было мною представлено царю; с царем же я имел разговор по поводу писем Алексеева к Гучкову и его ответов. Эти факты (письма Алексеева) были известны царю из другого неизвестного мне источника; знал ли он и о посещениях Гурко, не знаю; но царь, помимо департаментских сведений, имел сообщения, что я ранее также замечал. А.И. Гучков, по сведениям Департамента полиции, ранее делал собрания военных (на Сергиевской, дом не знаю) и членов Думы; это было до меня, и я докладов по этому поводу не делал, но, как я предполагаю из его разговоров о Гучкове, он был в курсе дела»{132}.

С другой стороны, в воспоминаниях генерала А.С. Лукомского, который активно участвовал в Белом движении в годы Гражданской войны, имеются следующие любопытные сведения: «В обществе было и будет много споров о том, “кто сделал революцию?”

Как мне передавали, А.Ф. Керенский, которого как-то упрекнули в том, что он был одним из руководителей революционного движения в феврале и марте 1917 года и что этим он сыграл в руку немцам, – будто бы ответил: “Революцию сделали не мы, а генералы. Мы же только постарались направить ее в должное русло”.

Указывают и на то, что Чхеидзе, один из главных деятелей Совета рабочих и солдатских депутатов, в первые дни революции своей растерянностью доказал, что и социалистические партии никакого участия в начале революции не принимали.

От многих представителей конституционно-демократической партии (кадет) я лично слышал, что вообще они были против революции, а тем более – в период войны»{133}.

Как ни странно, но получается из всего сказанного, что никто не был виноват в произошедших событиях в Петрограде и Ставке, впоследствии получивших наименование Февральская революция. Во всяком случае, в глаза каждому со стороны наблюдающему бесспорно бросается тот факт, что долг присяги был нарушен многими генералами, кто знал о подготовке переворота, не говоря уже об участниках, а также непосредственно вовлеченных общественных и государственных лиц при его воплощении в жизнь.

Справедливости ради стоит отметить, что в дни Февральской революции многие великие князья оказались не на высоте положения и не смогли повлиять на ход событий. Командующий гвардией великий князь Павел Александрович пытался найти компромисс с оппозицией, предлагая принять так называемый «Манифест великих князей», в котором гарантировались бы политические уступки и предполагалось в перспективе что-то вроде конституционной монархии. Этот документ появился 1 марта 1917 г. и в нем, в частности, от имени царя предполагалось провозгласить:

«…Мы предоставляем Государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжить прерванные Указом нашим занятия Государственного Совета и Государственной Думы и поручаем председателю Государственной Думы немедленно составить Временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с нами озаботится созывом Законодательного собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющего быть внесенным правительством проекта новых основных законов Российской империи»{134}.

Под этим Манифестом поставили свои подписи великие князья Михаил Александрович, Кирилл Владимирович и Павел Александрович.

2 марта 1917 г. Павел Александрович обращается с письмом к Кириллу Владимировичу:

«Дорогой Кирилл,

Ты знаешь, что я через Н.И. (имеется в виду адвокат Н.Н. Иванов. – В.Х.) в контакте с Государственной Думой. Вчера вечером мне ужасно не понравилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Это недопустимо, и возможно, что это только интриги Брасовой (супруга великого князя Михаила Александровича. – В.Х.).

Может быть, это только сплетни, но мы должны быть начеку и всячески, всеми способами, сохранить Ники Престол. Если Ники подпишет Манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного Правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это письмо. Крепко тебя и Ducky (великая княгиня Виктория Федоровна. – В.Х.) обнимаю. Твой дядя Павел»{135}.

В тот же день Кирилл Владимирович кратко ответил на послание дяди:

«Дорогой Дядя Павел,