Царь и царица

Современное научное знание человеческого организма не дает возможности пособить этому обстоятельству какими-либо естественными способами, а посему в подобных случаях люди вообще склонны обращаться к разным чудодейственным приемам, как-то: заклинаниям и иным суеверным действиям. Неудивительно, что к ним же прибегла преисполненная мистицизма Александра Федоровна.

Приглашенный к этому времени во дворец французский шарлатан, некий Рhiliрре{259}, настолько сумел убедить царицу, что он в состоянии обеспечить ей путем внушения мужское потомство, что она не только вообразила себя беременной, но даже чувствовала все физические симптомы этого состояния. Лишь после нескольких месяцев так называемой ложной беременности, весьма вообще редко наблюдаемой, Государыня согласилась на освидетельствование себя врачом, который и определил, что никакой беременности у нее нет.

Этот случай конкретно выявил истерическую природу Александры Федоровны.

Из писем императрицы видно, что ловкий шарлатан сумел уже в то время обнаружить слабую сторону ее умственного склада, а именно ее безграничную властность и болезненное отстаивание самодержавных прав своего супруга. Так, в одном из писем Государю она прямо говорит по поводу невозможности установления в России конституционного образа правления: «Ты помнишь, и Мr. Рhiliрре говорил то же самое».

Сумел этот проходимец прельстить и Государя, подтверждая то положение, которое ранее того внушал ему Д.С. Сипягин{260}

. В уже цитированном мною дневнике Половцова, под 1-м сентября 1902 г. отмечено: «Филипп внушает Государю, что ему не нужно иных советчиков, кроме представителей высших духовных небесных сил, с коими он, Филипп, ставит его в сношение».

«Отсюда, – продолжает Половцов, – нетерпимость какого-либо противоречия и полный абсолютизм, выражающийся подчас абсурдом. Если на докладе министр отстаивает свое мнение и не соглашается с мнением Государя, то через несколько дней получает записку с категорическим приказанием исполнить то, что было ему сказано».

Однако царица все же решилась расстаться с Филиппом после того, как Департаменту полиции, через своего агента в Париже, Рачковского{261}, удалось его разоблачить. Государыня уступила, ибо в данном случае ее глубокие личные интересы затронуты не были, а после справок, полученных о Филиппе от французского правительства, сохранять его при дворе было невозможно. Но, как видно из писем Александры Федоровны к Государю, она этим справкам не доверяла, приписывала все интригам Рачковского и до конца сохраняла веру в мудрость французского шарлатана. Насколько в данном случае императрица повлияла и на Государя, можно судить по тому, что он приказал немедленно убрать Рачковского из Парижа после сделанных им разоблачений о Филиппе, несмотря на то, что благодаря сведениям, доставлявшимся Рачковским о заграничной деятельности русских революционеров и замышляемых ими террористических актах, его присутствие там было существенно важно даже с точки зрения личной безопасности Государя.

Иные условия создались ко времени появления при дворе Распутина. Тогда уже обнаружилась у наследника та ужасная, наследственная в Кобургском доме, болезнь, которой он страдал. Болезнь эта – гемофилия – происходит от слабости стенок кровеносных сосудов, которые при малейшем напряжении лопаются и вызывают трудноостанавливаемое и постоянно угрожающее фатальным исходом кровотечение; врачами эта болезнь почитается за неизлечимую.

Приблизительно ко времени появления первых приступов этой болезни судьба, к великому несчастью России, привела в Петербург Григория Распутина, хвалившегося обладанием какой-то чудотворной силой.

Было ли это простой случайностью, или, как некоторые утверждали, Распутин употреблял особые обоюдоострые лекарства своего приятеля, бурята Бадмаева, вообще занимавшегося врачеванием при помощи каких-то тибетских средств, но, во всяком случае, моменты улучшения здоровья наследника и облегчения его острых болей во время припадков несколько раз совпадали с посещениями его Распутиным. Врожденная склонность Государыни к мистицизму и безумное беспокойство за сына сыграли в данном случае роковую роль: Государыня почти сразу настолько уверовала в Распутина, что сочла его за Богом посланного человека, имеющего специальную миссию – спасти и сохранить наследника русского престола.

Это был, впрочем, не единственный случай проявления неоспоримой в представлении царской четы сверхъестественной силы Распутина.

Наибольшее впечатление не только на царя и царицу, и на всех при этом присутствовавших, произвел Распутин действием своего внушения на Вырубову, тяжело пострадавшую во время железнодорожной катастрофы. Положение ее было очень опасное, по мнению врачей, почти безнадежное. Она находилась в забытьи, но при этом в бреду постоянно повторяла: «Отец Григорий, помолись за меня!