Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины)

Даже самому выдающемуся человеку, не родившемуся на ступенях трона, для превращения в избранника судьбы нужен счастливый случай. Но, как известно, такие случаи представляются во время великих потрясений, войн, гражданских противоборств, кризисов, в общем, переворотов в жизни огромных масс населения. Именно это происходило на пороге новой эры не только в Иудее, но и на всём тогдашнем пространстве Римской державы. Первые носители республиканских добродетелей, выдержав тяжелейшие удары судьбы, расширили границы Рима от нескольких жалких поселений на холмах на берегах Тибра до границ древнейших цивилизаций в Междуречье Тигра и Евфрата на востоке, до Атлантики на западе, и от Британии на севере до Африки на юге. Как нередко бывает, это имело совершенно неожиданные последствия: создавшаяся громада своей тяжестью как бы раздавила своих создателей — римских республиканцев. Кризис назревал, конечно, давно, о чём сказано в первой главе, но теперь он принял весьма персонифицированные формы. При сохранении внешних одеяний республики на власть в государстве претендовали три выдающихся вождя, обещавшие вначале быть друзьями и даже сотрудниками в деле восстановления покоя и процветания в стране. Это были Марк Лициний Красе, уже известный нам Гней Помпей и Гай Юлий Цезарь.

Прихотливой истории оказалось угодно, чтобы все эти деятели, а также герои последующих мировых событий так или иначе оказались связаны с Иудеей и героем нашего сочинения — Иродом.

Первым на иудейской сцене появляется Марк Лициний Красс. Как пишет Плутарх, «римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачался лишь одним пороком — жаждой наживы». Однако античный биограф считает нужным добавить: «А я думаю, что этот порок, взяв верх над всеми остальными пороками, сделал их менее заметными»^{72}

. Из дальнейшего изложения следует, что Плутарх, восхвалявший благородное бескорыстие и другие истинно римские достоинства Помпея, считает недостойным участие Красса в спекуляциях земельной собственностью в Риме, в распродаже конфискованного имущества противников диктатора Суллы, а также в ростовщичестве. Надо признать, что это не столько пороки, сколько умение воспользоваться элементами рыночной экономики, которым не брезговала прежняя знать. В общем, начав с собственности в 300 талантов, ко времени появления на Востоке он обладал огромным состоянием в 7100 талантов. Красс даже отказывался «признавать и называть богатым того, кто не в состоянии содержать на свои средства целое войско»^{73}. Разумеется, Плутарх отмечает и несомненные достоинства Красса — ораторские способности, образованность, простота и приветливость поведения, личное мужество. Но вместе с тем вторым его пороком было, конечно, неумеренное тщеславие и стремление сравняться с Помпеем, прославившимся великими походами на Западе и Востоке. Между тем даже несомненно трудная победа возглавляемых Крассом римлян над Спартаком не доставила ему заслуженного триумфа. Главной причиной этого стало то, что победа над восставшими рабами не считалась достойной такой чести. Удовлетворить свою жажду славы ему удалось только посредством союза с другими сильными людьми Рима — Помпеем и любимцем народа Юлием Цезарем. Цезарь ранее отправился завоевывать новые провинции в Галлии, в 54 году до н.э., а Помпей по жребию получил в управление испанские провинции, так что Сирия и Восток достались Крассу.

Вряд ли Красс был бы хуже других римских наместников, но вторая его страсть пересилила первую. Он вознамерился превзойти достижения Помпея и даже сравняться с Александром Великим. Как свидетельствует Плутарх, «мечты его простирались до бактрийцев, индийцев и до моря, за ними лежащего»^{74}. Однако для этого надо было прежде всего победить мощное государство парфян, расположенное за Евфратом, с которым у Рима был заключён договор. Но ещё спартанский царь Архидам II (469–427 гг. до н.э.) справедливо утверждал, что «война питается не по норме, а потому денежные средства, которые она требует, не ограничены»^{75}

. Поэтому Красс, естественно, стал прежде всего изыскивать деньги для подготовки столь дальнего и трудного похода. Все необходимые средства выжимались из городов и храмовых святилищ провинции. Плутарх, в частности, указывает, что Красс «много дней подряд взвешивал и мерил сокровища богини в Иераполе (город в северной Сирии, центр культа хеттскоаморейской богини Атергатис. — В. В.)»^{76}. В свете этого понятно и поведение Красса в Иерусалиме, как его описывает Иосиф Флавий. В 54 г. до. э. Красс, в отличие от Помпея, не интересовался тем, что находится в «Святая Святых», а приказал просто забрать все сокровища Храма. За это деяние он заслужил проклятия иудеев, как и его предшественник Помпей, хотя надо признать, что ничего специфически антииудейского в этом мероприятии Красса не было, он так поступал со всеми.