Царь нигилистов 4 (СИ)

— Не в Дарго. В Аргунском ущелье, в Шали, в Герменчуге. Последний аул, кстати, действительно уже брали, за четверть века до этого. Это было в августе 1832 года. Герменчуг — самый большой чеченский аул с тремя мечетями, лучшая из которых была построена на деньги, пожалованные генералом Ермоловым.

— Это мало соответствует тому, что я слышал о Ермолове, — заметил Саша. — Говорят, чеченские женщины его именем пугали детей.

— Это правда, — согласился Рихтер. — Непокорные аулы стирали с лица земли, и чеченцев все дальше оттесняли в горы. Но Герменчуг не был непокорным аулом. Алексей Петрович Ермолов рассчитывал, что вокруг красивой мечети соберется много жителей, и не ошибся. Население аула увеличивалось с каждым годом и не принимало участия в грабежах и разбоях. Но в 1831-м и они были вовлечены в общее восстание. Укрепили селение и ждали прихода русских. Имамом тогда был еще не Шамиль, а Кази-Мегмет, именно он убедил чеченцев испытать силу оружия и лично привел им на помощь восемьсот конных лезгин. Самих чеченцев было около трех тысяч.

В августе следующего года русский отряд переправился через Аргун, провел ночь в Шали и к полудню занял позиции в виду горцев. На левом фланге речка, на правом — густой лес. Там — конница лезгин и чеченская пехота. Село с трех сторон окружали окопы, а позади — тоже лес.

Командовал штурмом генерал Вельяминов, и он медлил, не начиная атаку. Войска наши, сварив похлебку с удвоенной мясной порцией, спокойно наполняли себе желудок. На правом фланге батареи в двадцать два орудия, на расстоянии пушечного выстрела от неприятельских окопов, для Вельяминова накрыли стол и расставили вокруг барабаны. А позади него, расположившись на коврах, закусывал корпусный командир со своими офицерами.

Между тем, неприятельский бруствер и плоские крыши домов были буквально унизаны чеченцами, ожидавшими атаки. Несколько зрительных труб были направлены прямо на генеральский обеденный стол. В час пополудни корпусный командир прислал Вельяминову своего адъютанта спросить, не пора ли начинать. «Нельзя, — ответил генерал, — солнце слишком жарко печёт, к тому же люди не кончили еды».

Через полчаса прибыл новый посланец к Вельяминову: «Не пора ли начинать штурм?». «Нет, не выпили ещё порцию, которую приказано раздать», — отвечал генерал.

Корпусный командир Владимир Дмитриевич Вольховский не обладал столь железными нервами и послал к Вельяминову подпоручика Федора Торнау. «Ступай, дражайший, назад, — приказал Вельяминов Торнау, — и скажи пославшему тебя, что, по моему мнению, надо еще подождать; впрочем, как угодно, только в таком случае не беру на себя ответа. Надо же время докончить обед и убрать стол».

Наконец, Вельяминов сел на коня и приказал артиллерии открыть огонь. Бутырские и егерские батальоны пошли в атаку. Чеченцы первыми дали залп из окопов, но не успели перезарядить винтовки, и русские передовые колонны ворвались в село.

Казаки попали под огонь чеченцев, но повернули к окопу, под завал. Там спрыгнули с коней и оказались вне зоны огня. Чеченцы стали ждать их появления, но снова не выдержали и дали залп. Казаки и грузины в тот же момент бросились в атаку и захватили укрепление. Рукопашный бой в селе продолжался, но чаша весов склонялась в нашу пользу, чеченцы отступали, пока не обратились в полное бегство.

И только около сотни горцев, отрезанные от леса, засели в три смежных дома посреди сада и не хотели сдаваться. Их оцепили тройной цепью застрельщиков, лежавших на земле, за плетнями и за деревьями. Но никто не смел показаться на виду у неприятеля, чтобы не быть тут же сраженным пулей.

Подвезли легкое орудие. Ядро пронизало три сакли во всю длину, но на противоположной стороне ядра били наших людей, поэтому пришлось прекратить пальбу, и решили поджечь дома. Это было не так-то просто сделать под дулами метких винтовок горцев.

Наконец, нашлись два сапера, которые двигая пред собой дубовую дверь вместо щита и неся пуки соломы и хворосту, подползли к крайнему дому, с неимоверным трудом сбили глину у фундамента и подожгли плетень. Чеченцы продолжали стрелять, пока жар не отогнал их от горящей стены.

— Оттон Борисович, — медленно проговорил Саша. — Я откуда-то помню эту историю.

Никса посмотрел вопросительно.

— Мне продолжать? — спросил Рихтер. — Или вы знаете финал?

— Возможно, знаю, — сказал Саша. — Но, может быть, это другая история. Конечно, продолжайте.

— Мало-помалу огонь охватил и две другие сакли, так что неприятелю оставалось только сдаться или гореть. Генерал Вольховский пожалел храбрых людей и приказал переводчику, предложить им положить оружие, обещая жизнь и право размена на русских пленных.

Переводчик выступил вперед и по-чеченски крикнул, что хочет говорить.

Чеченцы выслушали, посоветовались несколько минут, потом вышел полуобнаженный, почерневший от дыма чеченец. «Пощады не хотим, — сказал он, — одной милости просим у русских, пусть дадут знать нашим семействам, что мы умерли, как жили, не покоряясь чужой власти».

Тогда было приказано зажигать дома со всех концов.