- Верно, - отвечал Ордин-Нащёкин. - Да токмо условие моё одно будет - царь Сибирский Сокол должон на трон московский сесть после Никиты Ивановича. А коли не пожелает - то пусть сядет сын его, старший али молодший.
Карпинский едва сдержался, чтобы с его уст не слетело лишнего словца. Грауль поразился не меньше товарища, но хладнокровно переспросил:
- Сел на русский трон? Неужто на Руси нету выбора?
- Государь наш бездетен, - сокрушённым тоном произнёс Афанасий, и тут уж неясно стало - то ли боярин снова играет, то ли говорит искренно. - Невесту хоть уж избрал себе! Да токмо наследника покуда нет! А уж вокруг трона вьются бояре да князья, партии собирают, союзы сговаривают... Государь болеть стал часто, не ровен час... - зашуршав богатой одеждой, Ордин-Нащёкин перекрестился, прошептав слова молитвы. - Коли загубят дело его, худо станет. Иной раз думаю - токмо я да ближние его люди понимают все задумки его - тот же флот! - вдруг истово заговорил боярин. - Бают многие - не нужен он, при отцах и дедах наших не было таких кораблей, куды на них плыть? Словно дети неразумные...
Афанасий вдруг умолк и снова заёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, будто что-то мешало ему.
- Афанасий Лаврентьевич, - произнёс Карпинский, отпив стылого чая, чтобы промочить вдруг охрипшее горло, - какова же твоя партия, что за нашего государя стоит?
- Да и остальные - что затевают, как в прошлые времена - польского королевича или шведского принца? - задал вопрос и Грауль.
Ордин-Нащёкин долго не отвечал, собираясь с мыслями, словно решал какую-то задачу. Наконец, взгляд его прояснился:
- Шведы сами только что нового короля получили. Да и с польскими королевичами сейчас совсем непросто. Ян Казимир не сегодня, так завтра будет низвергнут с трона, а может и живота лишён, повторив судьбу родича своего. Выборы нового короля будут, как пить дать... Фёдор Михайлович о том знает.
- Фёдор Михайлович? - переспросил Карпинский. - Ртищев?
- Он самый, - кивнул боярин, усмехнувшись. - Вот тебе и ответ мой на вопрос о моей партии.
Грауль удовлетворённо кивнул - оный человек при дворе царя был весьма известен - именно Ртищев основал Преображенский училищный монастырь, из которого позже выросла знаменитая Славяно-греко-латинская академия. Он же открыл и первую в Москве больницу для неимущих. Во время польской войны Фёдор Михайлович заботился о раненых воинах, кроме того, жертвовал немалые деньги на выкуп пленных из крымского рабства - всем этим Ртищев по праву заслужил уважение и в народе, и у ангарцев. Ныне окольничий Фёдор Ртищев, высоко ценимый и государем русским, служил в Польском и Лифляндском приказах, возглавляя их.
- А кто же ещё в партии? - продолжил Павел.
- Мало? - тихонько рассмеялся ставший вальяжным Афанасий. - Подымай выше... Бывший епископ Коломенский.
- Патриарх Павел? - изумился Карпинский.
- Снова угадал, Пётр Лексеич! Ох, вот токмо не жалует патриарх государя нашего, не жалует. А то, что в Вильне тот живёт - так и вовсе ругает! Но... - спохватился Ордин-Нащёкин, выставив указательный палец. - То слова тайные есть!
- Мы не говорливые, - хмуро проговорил Грауль, голова которого шла кругом. - Сильна же ваша партия. Кто же ещё в ней?
- Думаю, сказанного достаточно, - вмиг посерьёзнел боярин. - Однако скажу ещё одно имя - князь Черкасский, Яков Куденетович. А теперь, пожалуй что и хватит.
И Грауль, и Карпинский думали об одном и том - все названные боярином фамилии, включая его самого, являлись приближёнными царя. Кроме главы Церкви, разумеется - и виной тому было прохладное отношение Никиты Ивановича к патриархальным нормам бытия, увлечение его европейскими нравами, а также отсутствие у Романова всякого авторитета к высокому сану Павла. А сколько знатных фамилий Ордин-Нащёкин до поры умолчал?
- Афанасий Лаврентьевич, но вы же не собираетесь смещать Никиту Ивановича? - осторожно спросил Павел.
- Упаси Господь! - воскликнул боярин, сузив глаза. - Откель тебе такое в голову пришло?! Нет, государь наш править должон сколь долго, сколь ему Бог отпустит. Надобно лишь вовремя занять престол.
Боярин вздохнул, сложив руки на животе - было видно, что он устал, а разговор сей ему всё же в тягость. Ангарцы тоже почувствовали себя измотанными - сказался недосып, общая усталость от спешного пути из Ангарска на Волгу и то волнение, что устроил им визит приказного головы. Перед тем как покинуть Ангарский Двор, Ордин-Нащёкин остановился перед дверьми из переговорной комнаты. Уронив плечи под тяжестью одежд, он наморщил лоб и огладил в задумчивости бороду. Будто вспомнив что-то важное, Афанасий обернулся:
- Патриарх Павел писал, что ваше явленье в наш мир... Есть Божий промысел, - медленно, растягивая слова, говорил боярин. - И только он. А потому Павел на том и стоять будет, как и Ртищев, и Черкасский. Тако же и я. А более никто не ведает правды, но на нашей стороне будет. Ответ от царя Сокола жду, уповая на милость Господа.