Царь Шабака или Когда творения предков изъедены червями (СИ)

- К тому же, во втором акте у вас тоже будут роли, - продолжал Витольд. - Мы введём в пьесу два новых персонажа: нищего странника и весталку, они добавят соли в действие. С автором я договорюсь, - в конце концов, я ставлю спектакль!.. Вообще давно пора вернуться к временам Шекспира, когда автор делал лишь заготовку для пьесы, а актёры потом меняли и добавляли всё, что хотели. Кто лучше знает, что будет смотреться на сцене, - автор, который никогда на ней не выступал, или актёры, для которых сцена - родной дом? Пьесы Шекспира потому так хороши, что он тоже был актёром, и легко менял текст, когда это было нужно... Между прочим, я так же свободно обходился бы с авторами книг, будь я издателем, ведь издатель выпускает сотни и тысячи книг и знает, какой должна быть настоящая книга... Одним словом, если ты отдаёшь своё произведение, чтобы его поставили на сцене или опубликовали, ты должен быть согласен на любые изменения. А если хочешь, чтобы в твоём творении ничего не трогали, делай на свои деньги!

- Правильно, авторов распускать нельзя, - согласился Соснин-Чусовской, - но и перегибать палку не следует. Не забывайте, это больные люди, с ними надо обходиться осторожно.

- У них каждое слово - золотое, каждая запятая - бесценна, - прибавила Аделаида Петровна. - Я не уверена, что вы договоритесь с автором нашей пьесы.

- Ну, это уже моя забота, - устало проговорил Витольд. - Завтра жду всех на репетицию.

Второй акт

- ...Так, неплохо, неплохо, - потирая руки, повторял Витольд на следующий день после первого действия второго акта. - Во время въезда Шабаки в Фивы мы добавим прожекторов и бравурную музыку, и будет совсем хорошо. Второе действие, где Шабака выступает в поход против прежнего фараона Бокхориса и осаждает его дворец, мы пока пропустим, - тут ничего сложного, один военный пыл, - переходим к третьему действию! Шабака возвращается в Фивы, ликование народа больше прежнего, в честь Шабаки слагают гимны, толпа преклоняется перед ним. Далее идёт разговор Шабаки с Харемахетом и Тануатамоном, которые уверяют, что никогда в стране не было такого великого правителя... Битков, Буров, на сцену!.. Арнольд, ты чего смотришь на часы? Куда ты собрался?!

- Нет, никуда! Я здесь! - поспешно отозвался Арнольд.

- Так мы ему и поверили; опять на телевидение торопится, - громко прошептала Аделаида Петровна.

- Он прав - лови момент! Я тоже рад был бы, чтобы меня разрывали на части, да не нужен никому, - возразил Соснин-Чусовской. - Всякому овощу своё время.

- Это ты к чему? - подозрительно покосилась на него Аделаида Петровна.

- Это я о себе, - успокоил он её.

- Садись, Арнольд, - между тем говорил Витольд. - Ты будешь сидеть на высоченном стуле...

- На троне? - уточнил Арнольд.

- Нет, на стуле, - повторил Витольд. - Ваш разговор происходит в домашней обстановке, во внутренних покоях, зачем трон? Здесь доверительная беседа, - во всяком случае, так это выглядит, ибо Шабака не доверяет никому, - он только делает вид, что доверяет.

Битков, Буров, вы должны поддержать эту игру: вы ведёте себя вольно, даже несколько фамильярно, но ни на секунду не забываете, что этот человек может уничтожить вас за малейшее неосторожное слово или просто заподозрив в чём-то. Вы должны показать, что бесконечно преданы ему; вы должны льстить, угождать и угодничать, но всё это так, чтобы не раздражать его. Умных много, он всегда может найти себе и других помощников, но вас он ценит как раз за то, что вы умеете вести себя, как следует...

А ты, Арнольд, ироничен и слегка брезглив с ними, но в то же время ласков, - ты понимаешь, что они подлёхоньки, низки и гадки, но другие ещё хуже. Эти, по крайней мере, действительно преданы тебе, поскольку без тебя им конец.

- Я понял, - ответил Арнольд, тайком снова взглянув на часы. - Начнём?

- Но мы искренне прославляем Шабаку за сожжение прежнего фараона Бокхориса? Он ведь сжёг Бокхориса живьём, - спросили Битков и Буров.

- Конечно, искренне! Если вы этого не понимаете, вы ещё не вошли в роль! - вскричал Витольд. - Какое дело Харемахету и Тануатамону до того, что Шабака сжёг кого-то живьём? Да пусть он сожжёт хоть половину человечества, их это мало заботит! Они думают лишь о себе, исключительно о себе; они без колебаний готовы заплатить тысячами жизней за право сытой и довольной жизни для себя. Поэтому они искренне восхваляют Шабаку - он делает то, о чём они осмеливаются лишь мечтать, он воплощает их тайные желания...