Царь Соломон

Другие комментаторы напоминают, что, согласно устному преданию, связь эта тем более не была греховной, что когда Давид познал Вирсавию, она была… девственницей. При этом, по одному мидрашу, Урия не мог овладеть женой, поскольку был то ли импотентом, то ли кастратом, а по другому — дело заключалось в том, что он женился на Вирсавии, когда та была еще совсем ребенком, и решил не вступать с ней в близость, пока она до нее не созреет. Этот мидраш утверждает, что Давид увидел Вирсавию в тот самый момент, когда та совершала ритуальное омовение[12] спустя семь дней после окончания первых в ее жизни месячных. Но, согласно еврейскому закону, брак с мужчиной, который не способен или не желает исполнять супружеские обязанности, считается недействительным, и таким образом Давида опять-таки нельзя обвинить в связи с замужней женщиной.

Еще один мидраш утверждает, что Давид согрешил с Вирсавией не без участия Сатана[13] — этого вечного врага рода человеческого. Сатан, дескать, обернулся оленем (по другой версии — диковинной птицей), и когда завороженный царь стал следить взглядом за невесть откуда появившимся животным, он и обнаружил купающуюся Вирсавию.

Есть среди исследователей и толкователей Библии и такие, которые во всем случившемся винят не Давида, а Вирсавию: дескать, она намеренно соблазнила самодержца, расчетливо выбрав для купания тот самый час, когда он выходил на крышу дворца. При этом Вирсавия не могла не знать, что с этой крыши хорошо просматриваются все иерусалимские дворы[14]

.

Словом, религиозные да и не только религиозные мыслители предприняли немало попыток оправдать этот поступок царя Давида, но сам библейский текст между тем оценивает его однозначно: «И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа» (2 Цар. 11:27).

Так восприняла все происшедшее и семья Вирсавии. Ее отец, так же, как и Урия, давний соратник Давида и один из генералов его армии Елиам (Элиам), и ее дед, советник царя Ахитофел (Ахитофель), посчитали, что своим поступком царь порушил узы связывавшей их старой боевой дружбы, обесчестил их дочь и внучку, и затаили глубоко в сердце обиду на своего повелителя.

Так же, видимо, считали и многие другие придворные, но все они предпочитали шептаться о страшном царском грехе по углам и никто не решался сказать об этом Его Величеству напрямую.

И все же такой человек нашелся: пророк Нафан явился к царю, чтобы сообщить, что Бог решил вынести Своему помазаннику приговор по принципу «мера за меру».

Впрочем, даже Нафан, находившийся с Давидом в необычайно близких отношениях, на сей раз не решился обвинить царя напрямую. Пророк начал свой разговор то ли с притчи, то ли с недавно произошедшей реальной истории о том, как к одному богачу, обладающему бесчисленными стадами скота, пришел гость, и богач решил устроить в его честь пир. Но при этом богач почему-то взял для этого пира не одну из своих бесчисленных овец, а отобрал единственную овцу у несчастного бедняка…

Смысл притчи был прозрачен, однако, как ни странно, Давид, с его умом, не примерил ее на себя и сам вынес себе приговор. Он провозгласил, что богач из этой истории достоин смерти, а за овцу должен заплатить вчетверо: «…за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания» (2 Цар. 12:6).

И уже после этого Нафан произносит роковые слова: «Ты — тот человек!» — а затем объявляет царю, что решением Небесного суда тот приговорен к смерти, но перед этим ему придется вкусить горечь унижения и бесчестия.

Сразу после своего страстного монолога (2 Цар. 12:7–12) пророк уходит, и лишь после этого до Давида начинает доходить весь ужас его поступка и вся беспощадность вынесенного ему приговора. В страхе он валится на колени и молит о прощении, и сила его раскаяния, говорит Библия, была так велика, что Всевышний изменил Свое решение.

Об отмене страшного приговора Небесного суда Давиду сообщил все тот же Нафан. Теперь, объявил пророк, Давид не умрет, его династия продолжится, но заплатить за грех с Вирсавией и Урией ему, безусловно, придется: его первый сын от Вирсавии умрет, а затем на его дом обрушатся различные бедствия.

Согласно раввинистической традиции, роман между Давидом и Вирсавией начался посреди лета; о приговоре Небес Нафан объявил царю ранней осенью, в канун еврейского новогоднего праздника Рош а-шана, а об его отмене — через десять суток, в Судный день, день суда и прощения. А спустя еще несколько месяцев, зимой, Вирсавия родила сына.

Ребенок родился слабым и болезненным, и повитухи с самого начала поняли, что его не выходить. Так оно и случилось: на седьмой день после своего рождения младенец скончался.

Смерть сына, говорит устное предание, стала для Вирсавии страшным ударом. Решив, что за грех измены мужу теперь все ее дети будут обречены на смерть, она стала отказывать Давиду в близости.