Цареградский оборотень. Книга первая

Вскоре об воду шлепнул конец корабельного вервия, и стражники, словно большую рыбу, вытянули пловца на корабль, а потом подвели к Филиппу Феору. Только для того, чтобы не пугать и не оскорблять варвара, он приоткрыл глаза.

Варвар, с которого по доскам ручьями растекалась вода, не поклонился, приложив руку к сердцу, как обычно делают славяне, и не сказал никакого приветствия, а сразу сообщил, что княжича род не принял, что у княжича порчена кровь, ибо так вещал Глас Даждьбожий, их верховный жрец.

В дыхании варвара послышался зимний ветер гиперборей, и силенциарию показалось, что его губы белы от инея. Он пригляделся, но привык не слишком доверять глазам.

— Повтори! — велел он, плотнее закутываясь в свой гиматий.

И еще дважды заставил он повторить охотника то запретное слово, которым варвары-славяне именуют оборотня, и всякий раз удивлялся, что варвар не творит своих обережных знаков.

Наконец у блюстителя дворцовой тишины заложило уши.

— Волкодлак… — проговорил он сам и почувствовал во рту горечь с привкусом сажи.

Он отвернулся к берегу и некоторое время наблюдал за кобылой, двигавшейся вдоль воды за кораблем. Корабль все еще плыл в сторону северского града.

Силенциарий поблагодарил варвара и сказал, что тому пора возвращаться.

— Княжич не велел вам подходить к его граду, — твердо повторил славянин.

— Помню твое слово, — качнул головой силенциарий и протянул варвару золотую монету.

Тот, однако, отшатнулся от нее, как от протянутой ему в лицо змеи, и одним махом прыгнул с корабля в реку.

Начальник стражи вопросительно поднял бровь.

— Пусть уходит, — распорядился Филипп Феор.

Один из охранников отступил от борта, и ромейская стрела нехотя отпустила натянутую тетиву его лука.

Торговцы смотрели на силенциария во все глаза, и ему показалось, будто все его лицо, обветренное ледяным северным ветром, уже покрылось коростой инея.

— Вы хотите купить себе смерть? Разве она здесь имеет большую ценность, чем та, за которой можно отправиться в Персию или в Египет? — спросил он их, пытаясь оставить на своих застывших губах хотя бы тень улыбки. — Если нет, тогда почему мы все еще идем против течения?

Когда берега поменялись местами, Филипп Феор снова попробовал на вкус чужое слово:

— Волкодлак, — прошептал он и понял, что варваров так и не удалось провести.

Силенциарий Филипп Феор знал Тайну. Еще семь лет тому назад он как-то поутру услышал неподалеку от Консистории

[57] шаги варварского княжича и шелест парчи, похожий на шелест лавровых листьев на ночном ветру. Мальчишка крался под занавесями, думая обмануть спафариев у входа в Тронный зал и подсмотреть за василевсом. Это была излюбленная забава всех маленьких варварских рексов, которых держали во дворце. Походка княжича изменилась за последние дни, и теперь звук его шагов не понравился силенциарию. В тот же день он высказал свои опасения Первому хранителю свитков, ведавшему обучением маленьких варварских рексов, которых держали во дворце.

— Славянский щенок совсем перестал хромать, — для начала заметил он.

— Дело пошло быстрее, чем думали, — остался доволен хранитель.

— Не перестарались бы мудрые наставники, — осторожно добавил силенциарий. — Сегодня он выходил на охоту… однако же, когда подбирался к добыче, слишком рано выпустил когти… и выгнул спину.

Хранитель нахмурился и пристально посмотрел на Филиппа Феора.

— Он от рождения вспыльчив и склонен к падучей, — продолжал силенциарий. — Не в моем ведении… и не мое дело знать, что теперь делают с ним в нижних пределах Халкея… но я предполагаю, что отвары слишком круты… и снадобья слишком сладки на вкус. Его сила и его желания могут проснуться слишком рано. Когда он вернется, его родственики могут заподозрить неладное. Все варвары обладают звериным чутьем… Особенно в своем роду Если случится непоправимое, то случится

слишком поздно.

— Я передам твои опасения Учителям, — хмуро пообещал Хранитель опечатанных слов.

Варварскому щенку в тот день удалось подсмотреть, как василевс собственной рукою прикладывает к свитку пурпурную печать. Он мог похвалиться перед сверстниками и подняться в их глазах. Но он забылся, глядя на мраморно-белую руку василевса и не почувствовал, как пол под ним дрогнул от тяжелой поступи спафария. Княжича высекли, как и полагалось, когда рексов ловили за их забавой. Он укусил дворцового палача за большой палец и не пролил ни одной слезы.

— Волкодлак, — и в третий раз повторил силенциарий Филипп Феор.

От горечи он сплюнул и заметил, что плевок его черен, будто он весь день просидел в коптильне.

Теперь страх силенциария гулял под его теплым гиматием, как вездесущий дворцовый сквозняк. Сквозняк то холодил ноги, то леденил сердце, то овевал змеиным дыханием шею и затылок.

Отвернувшись от черного пятна, оставшегося на корабле по левую руку, силенциарий наложил на себя крестное знамение и в своей молитве попросил милости у Господа.