Царетворец. Волчий пастырь. Книга четвертая (СИ)

И вывел этот тайный путь нас с Филиппой в самый подходящий, для моих замыслов получить информацию, уровень тюрьмы. Здесь, в помещении предназначенном для «разумных» и «очень важных» пленников, было занято всего четыре камеры. Узнать это легко – занятые камеры обозначались подсветкой над дверьми. Два красных отсвета, один белый и один синий. Два демона и два человека-индигета, причем судя по яркости белого Сиянию один из них крайне сильный владеющий. Надо же, какое удивительное дело. Вот такого я точно не ожидал увидеть – люди здесь на моей памяти не содержались, только демонические сущности.

И как оказалось дальше, удивляться я только начинал.

Камера с ярким белым Сиянием над дверью была первой по проходу, к ней я и подошел. Узник в камере, несмотря на свою не сильно подходящую для этого комплекцию, сидел на голых нарах в позе лотоса и с закрытыми глазами, погрузившись в медитацию.

– Оу, – не сдержался я от комментария.

Глаза заключенного открылись, и на меня с интересом узнавания посмотрел Гомер Ли, ментат цитадели Мессена. На вид, надо сказать, довольно исхудавший.

– О, Рейнар, мальчик мой. Ты здесь каким ветром? – поинтересовался Гомер у меня как будто между делом. Сохраняя завидное спокойствие и выдержку – все же в камере без еды и воды он провел никак не меньше нескольких дней точно.

– Мимо пролетал, – совсем не соврал я.

Ментат, судя по краткому и неуловимому изменению взгляда, контролировал ложь-правду в чужих словах по умолчанию. И сейчас Гомер почувствовал, что я действительно «пролетал». Уточнять подробностей он, правда, не стал.

– Испить у тебя есть чего?

Открепив фляжку от пояса, я через решетку бросил ее Гомеру. Одним движением свернув крышку, которая звякнула, повиснув на цепочке, ментат приложился к горлышку большим глотком. И тут же громко фыркнул, далеко выплевывая воды.

– Т-ты… – было видно, что Гомер едва сдерживается от крайне резких оценочных суждений. – Ты надо мной издеваешься?! Это вода!

Возмущение Гомера было настолько велико, что я даже сразу не нашелся что ответить. Филиппа вдруг шагнула вперед из-за моего плеча, и бросила через проем решетки ментату плоскую фляжку грамм на сто. Поймав ее, Гомер также одним движением свинтил крышку, и присосался к горлышку.

– Божественно, – выдохнул Гомер, полностью опустошив фляжку. – Я тебя не знаю, но я тебя уже люблю, красивая моя.

– Филиппа Мария Оржье, баронесса Бланшфор, – сделала книксен Фили.

– Спасибо, милая. Мальчик мой, а закусить у тебя есть чего?

– Закусить нет, – отрицательно покачав головой я попытался вспомнить, когда сам в последний раз нормально закусывал. Вспомнить не получилось. Впрочем, сейчас у меня стояла более важная задача.

Прежде чем задавать вопросы Гомеру о том, что здесь произошло, нужно было решить, открывать камеру или нет. В тюрьму Корпуса просто так не попадают, а если Гомер сделал что-то очень этого достойное, то мне об этом никак не узнать – он ментат такой силы, что я просто не могу почувствовать ложь в его словах. Можно конечно обратиться к силе богини, но здесь Морриган мне не поможет – мы глубоко под землей, и отзвуки адского пламени перебивают любую связь. Выпускать же его, вести на поверхность и там… мда, вариант так себе.

Если же расспрашивать Гомера с закрытой дверью… в общем, тяжелое решение. Ментат мои раздумья, кстати, прекрасно видел и чувствовал. И, глядя со сдерживаемой усмешкой, внимательно наблюдал.

Раздумывал я в принципе совсем недолго, и решение принял почти сразу, разблокировав замок. Гомер после этого сразу подниматься с койки не стал. Всем своим видом давая понять, что заходить в гости без еды и выпивки с моей стороны – откровенный моветон. И если бы не Филиппа, он может вообще не стал бы со мной даже разговаривать.

– Где бригада? – поинтересовался я, пошире распахивая решетку камеры.

– Убыли на Клавдии.

– А ты здесь как?

– Меня, как видишь, немного забыли.

– А в клетке каким ветром?

– Я, видишь ли, выступил против того, чтобы разрывать пространственную связь перстней и мечей Спарты красного взвода.

Ну да, если Гомер не лукавит сейчас, о чем-то таком я и подозревал. Другое дело, что слова Гомера мне никак не проверить – и все могло быть с точностью до наоборот. Впрочем, я хорошо помнил начал отбора в Корпус; помнил, как Гомер, когда залез мне в голову, прекрасно понял кто я такой. И еще я хорошо помнил его слова: «Это мой мальчик, берегите его», обращенные к инструкторам-офицерам. Так что ментату, несмотря на невозможность проверить его утверждения, я сейчас доверял. Надо же кому-то доверять в этой жизни?

Кивнув, я решил времени много не терять и пошел по другим камерам.

– Точно у тебя пожрать ничего нет? Эй, курсант Рейнар, я с тобой разговариваю! – проговорил мне Гомер уже в спину. – Ну никакого уважения к старшим, что за поколение!

– Он уже офицер, почтенный, – ответила за меня Гомеру Филиппа.