Цареубийство в 1918 году

Между тем, «уголовник» Летемин вел себя в ДОНе гораздо смирнее заводских ребят-хулиганов. 36-илетний портной соблазнился баснословно высоким жалованьем, которое обещал давать на охране комиссар Мрачковский. Его место было третий пост (во дворе у ворот) и четвертый (у калитки со двора).

«16 июля я дежурил на посту номер три с 4-х до 8-и. Ничего особого в этот раз не заметил.

17 июля пошел на дежурство к 8-и утра. Предварительно зашел в казарму и здесь увидел мальчика, состоявшего в услужении царской семье. Появление мальчика меня очень удивило, я спросил: «Почто он здесь?» На это один из товарищей, Андрей Стрекотин, к которому я обратился с вопросом, только махнул рукой и, отведя меня в сторону, сообщил, что минувшей ночью убиты Царь, Царица, вся их семья, доктор, повар, лакей, состоявшая при царице женщина… По словам Стрекотина, он в ту ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12 до 4 утра) сверху повели Царя… и всех доставили в ту комнату, которая сообщается с кладовой… Стрекотин мне только объяснил, что на его глазах комендант Юровский вычитал бумагу и сказал: «Жизнь ваша покончена». Царь не расслышал и переспросил Юровского, а царица и одна из дочерей перекрестились. В это время Юровский выстрелил и убил Царя на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев… Припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: «Пуль ведь много должно остаться в комнате», и Стрекотин ответил: «Почто много? Вон служившая у царицы женщина закрывалась от выстрелов подушкой, поди, в подушке много пуль застряло». Тот же Стрекотин сказал мне, что после Царя был убит черноватенький слуга (Август Трупп. – М. X.)… Других подробностей расстрела я не знаю.»

По поводу этого первого и, как выяснилось, довольно точного описания убийства можно сделать два замечания.

Борис Бруцкус обратил внимание, что показания против Юровского как непосредственного убийцы царя даны двумя лицами: начальником охраны Павлом Медведевым, который сам был в команде палачей и потому являлся лицом, заинтересованным в сокрытии истины и сваливании главной вины на непойманного правосудием Юровского; и Летемина, который сам ничего не видел, а пересказывал картину убийства со слов Андрея Стрекотина, что, конечно, сильно снижало весомость его показания. Так что собранные против главаря палачей улики Соколова нельзя было считать достаточно обоснованными.

И вот, читая толстый том следственных материалов, я на странице 78-й наткнулся на документ, обозначенный Н. Россом номером 35, где перечислялись квартиры, обысканные военно-политическим контролем на предмет отыскания похищенных вещей царской семьи. В его финале говорилось:

«Из всех вышеупомянутых лиц дома оказался один, Андрей Федоров Стрекотин, записанный под номером три, остальных же дома не оказалось.»

Неужели, помимо Яковлева, и его тоже имел ввиду И. Сергеев, докладывая Колчаку об уничтожении контрразведкой важнейших свидетелей по делу? Отговориться незнанием нельзя: контрразведчики пришли к Стрекотину именно как к фигуранту по делу о цареубийстве. Это был свидетель, который видел преступление своими глазами, он не мог бы и отпираться – ведь его изобличали как прямого свидетеля показания Летеми-на. Если бы Андрей Стрекотин не исчез из дела в августе 1918-го, мы бы много больше знали о расстреле 70 лет назад.

Второе замечание: а как контрразведчики вообще вышли на такого совершено незаметного в общей картине преступления свидетеля, как Летемин? Гелий Рябов даже пустил в адрес его шпильку: «В охрану пошел из-за жалованья, с красными не ушел, так как полагал, весьма наивно, впрочем, что «ничего плохого не сделал». А далее он, вслед за Касвиновым, пишет (не ссылаясь на источник), что Летемин был в тюрьме расстрелян.

…

Предыстория ареста несчастного Летемина такова.

Как выяснилось впоследствии, убийцы вместе с 11 жертвами прикончили ударом приклада в голову любимую собачку Ольги Николаевны, Джемми, но почему-то сохранили жизнь спани-элю Джою, любимцу наследника-цесаревича.

«Дверь из прихожей в комнаты, где жила семья, попрежнему была закрыта, – так вспоминал первое утро после убийства Анатолий Якимов. – Но оттуда не раздавалось больше ни звука. Раньше всегда слышалась в их комнатах жизнь: голоса, шаги. В это же время там никакой жизни не было. Стояла только в прихожей, у самой двери в комнаты, их собачка и ждала, когда ее впустят в эти комнаты. Хорошо помню, я еще подумал тогда: «Напрасно ты ждешь.»

Осиротевшего Джоя и подобрал Михаил Летемин:

«Собаку, принадлежавшую Царской семье, по кличке «Джэк», я взял себе, потому что она уже ранее привыкла ко мне, и я просто пожалел ее.»