Читаем Царевич Алексей полностью

В сознании царя судьба сына в конечном счете трансформировалась в судьбу преобразований. Петр не сомневался, что всё им содеянное, чему он вместе с народом отдал талант и энергию лучших лет своей жизни, с воцарением сына пойдет прахом и страна вновь превратится в Московию, в захолустье Европы, чем она и была до начала его преобразований. Судьба сына или судьба страны — таков был у царя выбор, и он его сделал. Читатель может принять этот выбор, равным образом как и оспорить его.

* * *

Розыск в Петербурге продолжался и после кончины царевича и вынесения приговора лицам, причастным к его делу. Хотя смысл в его продолжении отсутствовал, но такова природа работы бюрократического механизма, руководствовавшегося не рационалистическими, а чисто формальными соображениями: начатое дело необходимо довести до конца. К таким делам относится розыск Аврама Лопухина, родного брата бывшей царицы Евдокии Федоровны.

Петр и Тайная канцелярия явно переоценивали интеллектуальные способности Аврама, надеясь извлечь из него ценные сведения как об организации побега царевича, так и о его связях с сестрой, монахиней Еленой.

Лопухин был взят под стражу по предложению Скорнякова-Писарева, обнаружившего в Суздале его переписку с сестрою, еще 14 февраля 1718 года. Однако надежды следователей не оправдались: Лопухин не был причастен к главному преступлению — побегу царевича. Из его следственного дела явствует, что это был ординарный человек, оказавшийся, к счастью бывшей царицы, сердобольным и милосердным настолько, что с риском для себя готов был оказывать ей моральную и материальную помощь: он утешал ее в письмах, сообщал новости, касавшиеся судьбы ее сына царевича Алексея, посылал ей продукты и деньги.

Опытные следователи Тайной канцелярии предъявили ему 28 февраля 22 вопроса, значительная часть которых касалась его связей с сестрой. Из содержания некоторых вопросов явствует, что они возникли у следователей в связи с изучением показаний других подследственных.

Первые три вопроса касались бегства царевича: знал ли Лопухин о побеге царевича и давно ли советовался с ним или с кем-либо другим; были ли между ними письма, чрез кого пересылались и что в них было написано; когда царевич был в бегах, писал ли он письма в Цесарию, чрез кого посылал и каково было их содержание?

На все три вопроса Лопухин дал отрицательный ответ: «О побеге царевича не ведает, ни от кого о том не слыхал, писем от него никогда не бывало». Четвертый вопрос был задан в лоб и носил конкретный характер: «С резидентом цесарским обхождение ты имел ли и ныне имеешь ли, буде имел, то чрез кого, каких писем не посылал ли, понеже он, резидент, сказывал, что ты чрез него письма посылывал, то подробно сказать, о чем писанные».

Лопухин категорически отрицал не только посредничество австрийского резидента Отто Плейера в отправке писем в австрийские владения, но и знакомство с ним: «Он с ним незнаком, у него не бывал, а резидент у него, Лопухина, тоже не бывал». Лопухин лишь признал, что о побеге ему сообщил Иван Большой Афанасьев недель через пять-шесть после своего возвращения из Померании. Лопухин спросил у Афанасьева: «Где царевич обретается?» Получил ответ: «Обретается в Тироле». Лопухину хотелось знать подробности, и по наивности он задал вопрос: «Скажи де для Бога, с кем он об этом думал?» От прямого ответа Афанасьев уклонился и «будто смехом сказал: "Мы де ево это намерение ведали"».

Особый интерес следствие проявило к отношению Лопухина с Глебовым: «Ведал ли, что Глебов с сестрой жил блудно? Ведал ли о возмутительных письмах, вынутых у Глебова?» Аврам ответил: о блудной жизни Глебова с сестрой он не ведал, но «сестра де ево об нем, Степане, к нему, Авраму, писала, чтоб он к нему был добр, и он де к нему не токмо добр был, но и не любил ево». Далее Аврам явно запутался, ибо его показания приходят в противоречие с прежним заявлением о неосведомленности относительно блудных связей Глебова с сестрой: «Архиерей де Ростовский Досифей, как он был в Спасском монастыре архимандритом, приезжал к нему в Москву, когда он, Глебов, был у набору рекрут в Суздале, и говорил ему: "Умилосердствуй как-нибудь и зделай, чтоб ему, Степану, там не быть, понеже де блюдуся от него пакости". И он де о том был в великом сумнении».

Самое тяжкое обвинение Лопухина, вскрытое во время первого Суздальского розыска, касалось его осуждения правительственной политики, сопровождавшейся усилением «тяготы народной», произволом губернской администрации. Обвинения Лопухин признал, но заявил: «То де казал в беспамятстве своем и великом страхе и ужасе».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги