Недель за десять до разрешения от бремени, кронпринцесса, всходя на лестницу, несчастливо упала и левою стороною ударилась о ступень. С тех пор она чувствовала постоянную боль в левом боку и в животе и неоднократно говорила: «меня как будто колят булавками по всему телу». Боль продолжалась до самаго разрешения, с легкою лихорадкою. Медики признали нужным пустить кровь: она была очень густа и тяжела. Боль как будто уменьшилась. За девять дней до рождения, младенец сильно ворочался. Кронпринцесса потеряла аппетит, мучилась жаждою и последнюю неделю была более в постели.
12 октября утром, после пятичасоваго страдания, она разрешилась благополучно принцем, Петром. Первые три дня ей было так хорошо, что в четвёртый она встала с постели и приказала вынести себя в креслах в другую комнату, где, не слушая докторов, принимала поздравления и собственною грудью стала кормить новорождённаго.
Царевич Алексей Петрович кормилице своей М. Колычевой: «Марфа Афанасьевна здраствуй! Сего месяца (октября) в 12 день перед светом, родился у меня сын, которому дано имя Пётр. Алексей. Из Петербурга в 14 день октября 1715 года».
22-го числа царю привезли донесение о том, что супруга царевича разрешилась от бремени великим князем.
Двое детей, оставшихся плодами их брака в трехлетнее, с промежутками, житье вместе, остались живыми доказательствами их супружеской связи.
…И по разрешении её от бремени всё пошло хуже происками Меншикова, который боялся, что престол достанется роду царевича.
«Не хочу жить долее!»
В этот год особенно жизнь царевича и жены его в Петербурге преисполнилась многими неприятностями, как то свидетельствуют донесения Плейера: «Замечали при царском дворе зависть за то, что она родила принца, и знали, что царица тайно старалась её преследовать, вследствие чего она была постоянно огорчена… Деньги, назначенные на её содержание, выдавались очень скупо и с затруднениями… Смерти принцессы много способствовали разнородные огорчения, которые она испытывала». Царевич после то же показывал. «Отец ко мне был добр, – говорил царевич в Вене, – но с тех пор, как пошли у жены моей дети, всё сделалось хуже, особенно когда явилась царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости, не знают ни Бога, ни совести».
Теперь я должен упомянуть о кончине цесаревны и о некоторых обстоятельствах её жизни, на сколько они принадлежат к истории России.
Напрасно Шарлотта в первые дни после родов утешалась тем, что она дала русскому государству будущего наследника престола и таким образом упрочила династию. Пётр, а тем естественнее Екатерина, не обнаружили никакой особой радости по поводу сего престолонаследника. У них в то время были иные, свои собственные расчёты, для осуществления которых кончина кронпринцессы только развязывала им руки. Да и сама эта кончина, может быть, находилась в связи с тем горьким разочарованием, которое постигло кронпринцессу, когда она увидала, что новорождённый царевич встретил сухой, неласковый приём при царском дворе и не принёс с собой никакого улучшения в отношениях Петра с Алексеем… Наоборот, в её отношениях к Алексею и его супруге теперь явно сквозить какая-то холодность или натянутость. Екатерина уже подарила Петру пятерых или шестерых детей, из которых к данному времени оставались в живых только Анна и Елисавета. Но царица, естественно, не теряла надежды иметь ещё и сына. В качестве уже законной и притом страстно любимой супруги, она могла мечтать о том, чтобы на него перенести право престолонаследия, лишив этого права нелюбимого Петром Алексея. Такою затаённою мечтою объясняется многое в дальнейшей судьбе её пасынка.
Иловайский Д.И. (1). С. 28