Царевич Алексей

В день смерти у него собралось высшее духовенство, его посетил Меншиков, но никто другой не был допущен в крепость, которая к вечеру была закрыта. Один голландский плотник, который работал в новой башне крепости и незаметно остался наверху ночевать, вечером якобы заглянул вниз и увидел в пыточной несколько человеческих голов, о чем рассказал своей теще, та же — голландскому резиденту. Труп также лежал в обычном гробу, сколоченном из плохих досок, голова несколько прикрыта, а шея и подбородок словно под моду были обмотаны тканью со складками.

На следующий день и после царь был очень весел. Во всей семье Меншиковых еще вечером чувствовалось радостное настроение, а вечером все отправились в церковь за все благодарить Бога. Иностранным министрам он заявил, что принц умер как злодей. Царица же показывала траур и большую озабоченность.

Относительно арестованных стоит тишина, словно их и не было, хотя, вероятно, они все также казнены. На хорошие аспекты мира с турками смотрят здесь с недоверчивостью. Убийство курьера кажется мне загадочным и подозрительным, тем более что не были найдены ни убийца, ни какие-либо бумаги.

Что касается резидента, то его несчастье вызвано тем, что за восемь дней до этого он направил своему господину реляцию, в которой сообщил, что все здесь выглядит запутанным и он определенно опасается волнения, так как принц с вечера четверга мертв, его маленький принц еще несовершеннолетний, царский же принц также несовершеннолетний, слабый и болезненный и долго не проживет. Так как он и его люди опасаются за жизнь, он просит об отзыве. К его несчастью, эта реляция была в почтовой конторе вскрыта, доставлена в канцелярию и переведена. После этого 13-го числа вечером он был вызван гросс— и вице-канцлерами в Посольскую канцелярию. После того как он покинул дом, в него вошли тайный секретарь, офицер и несколько гренадеров, которые заняли комнаты и другие помещения и потребовали от его жены рукописи. Получив отказ представить ключ, они взломали ящики, бюро и письменный стол, изъяли все его записи и доставили их в канцелярию.

В это время его спрашивали, как он узнал о том, что принц был мертв уже в четверг вечером, и почему он говорил людям, что принц умер не от сердечного приступа. Откуда он знал, что маленький царский принц не может долго жить.

Стремясь облегчить свое положение, он отказался от своего права exception fori, сделал признание и ответил, что о времени и характере смерти принца ему рассказала акушерка, о маленьком принце якобы поведал его лечащий доктор, а также жена личного медика принца. После этого акушерка с ее дочерью, а также один флотский хирург были задержаны и доставлены в крепость, и, вероятно, одному-другому это стоило головы.

Его также упрекали в том, что он писал, что здесь только люди низкого сословия делают карьеру. Он возразил против этого, на что ему вице-канцлер язвительно заметил: «Вы просите отзыва, но вы должны были бы знать, что не сможете покинуть пределы страны и что царь может приказать отрубить вам голову». После этого секретарь доставил его домой и увел прочь гренадеров.

Прусский, датский и саксонский посланники, а также ганноверский резидент — все, кроме меня, были нотой оповещены, что подобное произошло с голландским резидентом потому, что он непозволительным образом писал своему господину сообщения, наносившие большой ущерб и унижение царю. Это не принесет им никакого вреда, напротив, международное право будет свято соблюдено. Однако им не следует поддерживать с резидентом отношений и вести с ним переписку до тех пор, пока его дело не будет завершено.

На следующий день мы все собрались, чтобы обсудить этот вопрос. Так как здесь все делается лишь с помощью насилия, то, по рассуждению посланников, письменные протесты будут иметь мало успеха и только навлекут на нас подозрение. Мы бы хотели, чтобы каждый написал об этом своему высокому руководителю и ждал приказа о дальнейшем поведении. Так и решили.

После этого из всего дела следует, однако, заключить, насколько ненадежно и опасно стало теперь посылать своему господину обстоятельные и точные сообщения, когда сам подвергнут угрозе насилия, а одновременно твой господин — унижению…

…Уже подготовлен Манифест, 800 экземпляров которого отпечатаны. В нем сообщается о преступлении принца и всех причастных к делу. То, что при этом проявляется растерянность и незнание, как делу придать пристойный вид, видно по тому, как в Манифест уже дважды вносились изменения, что-то исправлялось, изымалось, добавлялось, а затем вновь уничтожалось.

Мне сообщили как достоверный факт, что в первом оттиске была упомянута и моя корреспонденция с принцем. Правда ли это и осталось ли в документе что-нибудь обо мне или все изъято, это покажут те экземпляры, которые будут опубликованы.