Царевна, спецназ и царский указ

— И что за дороги такие нелепые в этом царстве! — с досадой проговорил он, обращаясь, похоже, к своему коню — больше попросту не к кому было, а негодование слишком бурлило в груди, чтобы держать в себе такую тяжесть. — Петляют и петляют. То вправо, то влево. Города все какие-то одинаковые. Горожане да селяне странные — всякий раз в разные стороны показывают! И главное, на одно лицо все. Куда ни приедь. Дикие люди! Правильно отец говорит, управление тут нужно мудрое. Чтобы, значит, дороги вот прямые. Селян, опять же, географии обучить. А также поэзии и куртуазному обращению! А то ведь и поговорить не с кем. Дожил — с конем разговариваю… потому что умнее тут никого не встретишь, в этом их Тридевятом!

Конь был собеседником внимательным, чутким, и понапрасну королевича не перебивал. Так и брел безмолвно нога за ногу. Слегка оживился он лишь на подъезде к городку, почуяв знакомые уже места, где в конюшне при едальне подавали ему весьма недурственное сено.

— Хоть ты у ветра дорогу спрашивай! — продолжал жаловаться между тем королевич. — О! А ведь можно целую поэму сочинить… вот едет, значит, королевич, ищет свою любимую… О ветер, ты ветер!..

Странно, но ветер словно даже отвечал королевичу откуда-то будто из поднебесья. Или так казалось? Нес, во всяком случае, тот ветер чушь какую-то, да еще женскими голосами.

— Перспективный жених, говоришь?!

— Да тише ты!

Королевич моргнул, снова уставившись в небо. Это от вдохновения все, не иначе! Говорят, истинным поэтам часто будто голоса свыше диктуют.

Хотя могли бы вообще-то и сразу в рифму диктовать!

* * *

— Примерь, — Светик протягивал Альке стопку каких-то вещей. — Это, ну… не в сарафане ж тебе на коне скакать. Вот и… ты не думай, мы потом по размеру тебе найдем! А пока… ну, подвернуть, и…

Парень почему-то отчаянно краснел. Он вообще делал это как-то легко и при всяком удобном случае. Особенно в присутствии Альки, она уж заметила.

Без всяких сомнений царевна забрала у него стопку и развернула прежде всего… штаны.

— Это чьи же? — с любопытством спросила она. Светик покраснел еще гуще. Ответил почему-то шепотом:

— Мои.

Алька кивнула. Можно было и не спрашивать. Уж ясно, что не Олешековы — в те она бы, пожалуй, и вовсе б целиком завернулась. А так и впрямь — подвернуть… изрядно так подвернуть.

Быстро переодевшись за своей загородкой, она с сомнением покосилась на собственные сапожки. Каблук ей Савелий еще в первый день починил, но для верховой езды они все равно не слишком-то подходили. А с другой стороны — уж лучше, наверное, хоть какая, да обувь, чем вовсе босиком.

Подворачивать несколько раз пришлось не только штанины, но и рукава. А еще — утягиваться поясом, чтоб ничего не слетало. Ворот рубахи все равно так и норовил сползти.

Срам, конечно — в одних портках девице перед мужчинами ходить… Но натягивать поверх сарафан все же не стала. В скачке подол только мешать станет. Надо привыкать. Если уж воинскому делу учиться, с платьями лучше вовсе попрощаться пока!

Так что, когда она наконец вышла к ожидающим перед домом мужчинам, вид у царевны был… совсем не царственный. Вот ничуточки. Скорее уж как у подростка, с батькиного плеча одетого. Смешливый Анжей весело хмыкнул, и Алька тотчас насупилась.

Михайла лишь глянул мельком.

— Одежу после подберем. А сейчас — в поле.

Алька молча кивнула и с независимым видом прошла мимо Анжея. А вот Акмаль ей ласково улыбнулся — да так, что аж дыхание захватило.

— Ты прекрасна в любом наряде! — шепнул он.

— Правда? — Алька с сомнением покосилась на “наряд”. Все-таки наверняка это Акмаль принц! Принцы, они все обходительные.

— Конечно! — с жаром подтвердил предполагаемый прекрасный принц, шагая рядом с ней к конюшне. — Когда я смотрю на тебя, у меня поет сердце.

Алька слегка зарделась, постреливая глазами на богатыря.

— Мужские-то портки никакую девушку не украсят… — вздохнула она, уже откровенно напрашиваясь на лесть.

— Ты и теперь грациозна, как лань! — не разочаровал ее Акмаль. — Глядя на тебя, я вспоминаю о своей несравненной Гюзели…

— Гюзели? — сравнение прозвучало неожиданно, и Алька хлопнула глазами. — О! Это твоя невеста?

— Увы, — богатырь печально опустил уголки губ. — Гюзель потеряна для меня навсегда…

Вон оно как! Стало быть, про того, кого любовь погубила, Алька верно угадала!

Правда, расспросить о романтичной истории в этот раз не удалось — царевне подвели смирную каурую кобылку, и даже подставили скамеечку, чтобы удобнее было взбираться.

С некоторым усилием подтянувшись и перекинув ногу через лошадиный круп, Алька наконец взгромоздилась в седло, устроилась поудобнее и гордо выпрямилась. Вот теперь-то она точно грациознее всяких там… Гюзелей!

Между тем Акмаль вывел из стойла белоснежного тонконогого красавца-жеребца, равных которому и в царской конюшне бы немного нашлось. Легко, как птица с места, богатырь взвился в седло и уверенно тронул поводья.

И какое-то вдруг неприятное предчувствие проснулось в душе у царевны.

— А кто наперегонки-то со мной кататься будет? — она оглянулась на других богатырей, тоже уже рассаживавшихся по седлам.