Царица амазонок

– Скорее, ища боли… Но в целом вы правы. Кстати, если вас когда-нибудь разочарует бессмысленность академической науки, вам бы следовало заняться рекламой или пропагандой. – Он с видом заговорщика понизил голос. – Я вас найму в качестве представителя по связям с общественностью.

– Может, я предпочту спускаться в каноэ по Наханни, – возразила я. – В июле.

– Вас тогда заживо сожрут мошки. Или медведи гризли.

Я шутливо ткнула его кулаком в бедро:

– А я найму вас в качестве проводника.

Ник ухмыльнулся:

– Вы можете горько пожалеть. Я ведь не буду там бриться, а ночевать нам придется в одном спальном мешке.

Эта картина мгновенно вызвала прилив крови к моим щекам, и я порадовалась тому, что Ник не может этого увидеть в темноте.

– А почему нельзя каждому спать в своем собственном?

Обтянутое свитером плечо Ника прикоснулось на мгновение к моему плечу.

– А почему вы хотите отправиться в поход именно со мной?

– Ох, даже не знаю… – Я откашлялась, изумленная тем, что наш разговор вдруг приобрел оттенок легкого флирта. – С вами довольно забавно разговаривать.

Я и сама не поняла, в чем было дело, но что-то во взгляде Ника заставило меня наклониться чуть ближе к нему, и в течение нескольких напряженных секунд я была уверена, что он меня поцелует. И если честно, в тот самый момент, несмотря на то, насколько капитально расходились наши интересы, я искренне надеялась, что именно это он и сделает.

Но Ник протянул руку куда-то в сторону и тут же подал мне какой-то плоский и очень знакомый предмет.

– Вот. Я взял на себя смелость стащить это из вашей сумки сегодня утром, перед тем как мы вышли из дома.

Бабушкина тетрадь.

– Но…

Я была так сбита с толку появлением моей самой драгоценной собственности, что расхохоталась. Прижав ладони к груди, я наконец справилась с собой настолько, чтобы поблагодарить Ника, хотя где-то в глубине меня затаилось отвращение, что он рылся в моей сумке.

– После нападения на вас на Крите, – заговорил Ник тоном, который заставлял предположить, что уж теперь-то он собой не гордится, – меня мучило предчувствие, что тот загадочный вор повторит попытку. Я собирался поговорить с вами об этом, но мы ни разу не остались наедине.

– Все это немного… ошеломляет, – пробормотала я.

Мое отношение к Нику перевернулось с ног на голову. Если во мне и таилось крохотное подозрение насчет того, что за всеми происшествиями стоял Ник, а не какая-то бандитка на роликовых коньках, заставившая бесследно исчезнуть потрепанную сумку, то теперь эта идея оказалась навеки похороненной под чувством неловкости и стыда.

– Вам остается только порадоваться, – продолжил Ник, поддразнивая меня, – что я пока с вами не расплатился. Не уверен, что успел бы возместить все ваши потери…

– А, – выдохнула я, – опять деньги.

– А что плохого в деньгах? Вы ведь именно поэтому здесь… Рядом со мной?

Я покачала головой, все еще слишком вне себя, чтобы поосторожнее выкладывать свои карты.

– В деньгах ничего плохого нет. Как раз наоборот, я большая их поклонница, но здесь я не из-за них.

– Так расскажите мне.

Я посмотрела ему в лицо, которое от падавших на него теней выглядело чрезмерно серьезным. Сейчас, когда я сидела так близко к Нику, казалось неправильным хитрить и обманывать. Конечно, у него был собственный тайный план относительно амазонок, но ведь и у меня тоже. И я вдруг осознала, что мнение Ника обо мне может быть ничуть не более лестным, чем мое мнение о нем; возможно, в его глазах я тоже выглядела весьма скользкой особой, работавшей не на тех людей.

– На Крите, – заговорила я, – вы меня спросили, как я это сделала. Перевод. Вы решили, что здесь есть какой-то фокус. Ну… – Я встала и отошла в сторону. – Вы были правы.

Стоя у поручней, глядя на отражение луны в чернильно-черной воде, я рассказала Николасу о бабушке, и о тетради, и о браслете, который она мне оставила. Наверное, она когда-то была археологом, пояснила я, и наткнулась на письмена амазонок во время каких-нибудь раскопок, и сумела перевести их на английский.

– Но даже она, – закончила я рассказ, – при всей ее одержимости амазонками, никогда не пыталась научить меня этому странному языку. На самом деле она никогда и не упоминала о нем. Она просто оставила мне в наследство эту чертову тетрадку.

Когда я наконец замолчала, Ник подошел ко мне и оперся на поручни рядом со мной. Я почти ожидала, что он меня выругает за то, что я ничего не сказала ему раньше, но он вместо этого просто спросил:

– Как умерла ваша бабушка?

Я поморщилась, охваченная знакомым леденящим чувством вины.

– Дело в том, что она… она просто исчезла. Мои родители собирались отправить ее в приют для душевнобольных, но она… – Я замолчала, не в силах произнести то, что следовало. В тех редких случаях в прошлом, когда мне приходилось рассказывать эту историю, я говорила, что бабушка просто сбежала, сумев как-то отпереть двери, и исчезла совершенно без средств. – На самом деле, – услышала я собственные слова, обращенные не к кому-нибудь, а к Нику, – я отдала ей все деньги, какие у меня были, проводила ее до шоссе и посадила в автобус.

– И куда она поехала?