Царица амазонок

И снова, как уже не раз в эти дни, я принялась гадать, какое отношение могут иметь эти женщины в белом к легенде об амазонках. Если забыть на мгновение о деяниях яростных воительниц, то, возможно, я видела сейчас некий более интимный, может быть, даже тайный аспект их жизни – ритуалы и верования, которые прежде всего и объединяли их в некий священный союз сестер. Но если это было действительно так, почему они не смогли дать отпор захватчикам? Или же я видела последние часы умирающей цивилизации амазонок?

А может быть, ее начало?

Я прекрасно помнила, как бабушка показывала мне свой браслет и рассказывала, что этот шакал бессмертен. Судя по всему, несмотря на свою неподвижность, бронзовый зверь был живым и весьма требовательным в глазах своих хозяек. «Его нельзя унаследовать, – объясняла бабушка. – Ты должна заслужить его. Только тогда шакал изберет тебя».

В то время я воспринимала это как личное оскорбление, думая, что бабушка имеет в виду именно меня, и чувствовала себя обиженной, предполагая, что недостойна этого украшения. Ну ладно, подумала я теперь, тогда я была просто ребенком. Но если всерьез… кому захочется быть избранной шакалом?

Но похоже, именно это и случилось: бабушкин браслет выбрал меня своей хозяйкой. Сколько бы я ни пыталась, я не могла снять его со своей руки: ни мыло, ни масло не помогали. И, увидев точно такое же украшение на скелете в саркофаге, я решила, что никак нельзя допустить, чтобы Ник увидел браслет на моем запястье и начал выстраивать некие связи. И что бы ни происходило вокруг, я все время старалась снять этот чертов браслет… Но у меня ничего не выходило.

Похоже, я столкнулась с каким-то подобием магии: стоило надеть этот браслет, и он оставался на руке навсегда. Или, может быть, моя рука опухла от жара пустыни? Но под землей, в храме, я постоянно мерзла, однако браслет снять по-прежнему не могла. Я надела браслет, поддавшись минутному порыву, а теперь вынуждена была носить его все время.

Не случилось ли то же самое и с бабулей?

Если она, например, когда-то, в далекой юности, участвовала в археологической экспедиции, трудясь над расшифровкой неведомого языка, столкнулась с неким ритуальным предметом древней культуры и не удержалась от того, чтобы припрятать его. А может быть, она просто решила примерить только что найденный в раскопе браслет и не смогла его снять… А может, просто не захотела.

Подойдя к саркофагу, я поставила фонарь на пол и в очередной раз попыталась сдвинуть каменную крышку. Но, конечно же, не смогла этого сделать. Даже Ник не мог ее сдвинуть в одиночку.

Несмотря на все эти тихие часы, проведенные здесь… совсем рядом со скелетом, я так и не успела проверить, действительно ли браслет на его руке точно такой же, как мой собственный? И вот теперь я собираюсь вернуться домой…

Странный звук, похожий на поскребывание, нарушил мои размышления. Замерев на секунду, я попыталась понять, откуда он раздается, но не смогла.

Один за другим крошечные волоски на моих руках встали дыбом от страха. С того самого дня, когда я впервые спустилась в подземный храм, меня терзали опасения, что вся эта конструкция может обрушиться прямо на меня. Но звук, который я слышала сейчас, не был похож на треск глиняных кирпичей. Он больше походил на шум от чего-то живого, как будто кто-то где-то волочил по полу тяжелый мешок.

Застыв на месте, я начала напряженно вслушиваться и наконец различила какие-то голоса. Не низкие, решительные голоса Крэйга или Ника, а тихое бормотание, постепенно заполнявшее комнату…

Слишком напуганная, чтобы оставаться на месте, в ловушке внутреннего святилища, я осторожно двинулась в сторону главного зала, делая один неуверенный шаг за другим. Я никогда не чувствовала себя вполне уютно в этом огромном помещении, со всеми его тенями и странным эхо, с его вечно разинутой черной пастью квадратного провала в полу, в котором – если верить Крэйгу – была узкая каменная лесенка, уводящая в неведомое.

Светя фонарем то в одну сторону, то в другую, я пыталась проверить, действительно ли я тут совсем одна. Но я только и видела что бесконечные ряды колонн и теней, игравших в прятки с лучом моего фонаря.

Я позвала. Никто мне не ответил.

С того самого момента, когда я впервые сюда попала, это титаническое строение наполняло меня страхом. И каждый раз, возвращаясь к работе с надписями на стенах, я спешила поскорее миновать зал и очутиться в относительном покое внутреннего святилища. В зале мне постоянно казалось, что образы людей, некогда живших и умерших здесь, только и ждут, когда я буду достаточно рассеянна, чтобы материализоваться и напасть на меня. И сколько бы раз я здесь ни оказывалась, мой дискомфорт в этой холодной непроглядной пустоте, таившей столько секретов, не ослабевал. И вот теперь я медленно шла по широкому проходу, повыше подняв воротник, стараясь уловить ускользающие звуки, и так похолодела от ужаса, что мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы они не стучали.