Царица Проклятых

Да, все это чрезвычайно приятно. Никогда еще я не был так одинок. Я погружался в гипнотические ощущения и словно плыл по течению. Потому что на самом деле мне ничего другого не оставалось.

Когда они закончили, я выбрал парфюмерию, которая мне понравилась, и велел им избавиться от всего остального. Я говорил по-французски, но они, судя по всему, отлично все понимали. Меня одели. Хозяин дома предпочитал сшитые на заказ льняные рубашки, и они оказались мне только слегка велики. Еще он любил ботинки ручной работы, тоже довольно сносные.

Я выбрал серый шелковый костюм из очень тонкой ткани, довольно изящного современного покроя. И серебряные украшения – часы и запонки с крошечными бриллиантами, а еще маленькую бриллиантовую булавку для узкого отворота пиджака. Но в одежде я чувствовал себя как-то странно. Как будто одновременно ощущаешь всю поверхность своей кожи и не ощущаешь ее вовсе. Déjà vu. Двести лет назад. Все те же смертные проблемы. Какого черта со мной происходит? Как мне добиться умения контролировать ситуацию?

Минуту я поразмыслил – возможно ли не обращать внимания на происходящее? Отстраниться и рассматривать их как чужеродные организмы, просто как пищу? Меня вырвали из их мира самым жестоким образом! Где же былая горечь, прежнее объяснение бесконечной жестокости? Почему внимание всегда уделялось таким мелочам? Не то чтобы жизнь – это мелочь. О нет, никогда, ни одна жизнь! Вот в чем все дело. Почему я, кто убивал с таким самозабвением, должен шарахаться от перспективы увидеть, как обращаются в ничто их бесценные традиции?

Почему же у меня комок в горле? Почему я плачу в душе, как будто умирает что-то внутри меня?

Возможно, какому-то другому дьяволу это понравилось бы; какой-то извращенный, лишенный совести бессмертный хмыкнул бы над ее видениями, но надел бы платье бога с той же легкостью, с которой я ступил в благоуханную ванну.

Но ничто не сможет даровать мне такую свободу, ничто. Ее разрешения ничего не значат; ее сила – лишь конечная степень способностей, которыми владеет каждый из нас. А эти способности никогда не облегчали нам борьбу; они превращали ее в агонию вне зависимости от того, как часто мы выигрывали или проигрывали.

Невозможно подчинить весь век одной воле; этот план где-то зайдет в тупик, и, сохраняя спокойствие, я смогу найти ключ.

Но ведь и смертные причиняли другим великие страдания; орды варваров наносили ущерб целым континентам, разрушая все на своем пути. Может быть, у ее иллюзий о завоеваниях и господстве – чисто человеческие корни? Какая разница – в ее распоряжении отнюдь не человеческие средства для воплощения этих иллюзий в жизнь!

Если не перестать размышлять над поисками решения, я опять буду плакать и причиню этим бедным нежным созданиям еще больший вред.

Когда я поднес руки к лицу, они не отпрянули, но продолжали расчесывать мои волосы. По спине пробежал холодок, и тихое биение крови в их венах вдруг стало оглушительным.

Я сказал им, что хочу побыть один. Я больше не мог сопротивляться искушению. Могу поклясться, они поняли, чего я хочу! Поняли и смирились. Темная соленая плоть – и так близко! Слишком сильное искушение. Так или иначе, но они моментально подчинились, хотя и казались немного испуганными. Они молча покинули комнату, пятясь к выходу, как будто считали неприличным повернуться ко мне спиной.

Я посмотрел на циферблат и вдруг подумал, как смешно мне носить часы, показывающие время. Меня охватила внезапная злость, и часы тут же разлетелись на кусочки. Стекло дрогнуло, из лопнувшего серебряного корпуса вывалились детали. Ремешок порвался, часы упали на пол, и серебристые колесики исчезли в ворсе ковра.

– О Господи! – прошептал я. Хотя… а почему бы и нет? Если я могу разорвать артерию или сердце… Однако суть состоит в необходимости контролировать свою силу, направлять ее, не позволять ей вырваться на свободу.

Я огляделся и наугад выбрал небольшое зеркало в серебряной рамке, стоявшее на туалетном столике. «Разбейся!» – приказал ему я, и оно разорвалось на множество сверкающих частичек. В тишине я слышал, как осколки бьются о стену и столик.

Так, это полезно, в сто тысяч раз полезнее, черт возьми, чем убивать людей. Я пристально посмотрел на телефон, стоявший на краю столика. Я сосредоточился, накопил силу, сознательно подавил ее и направил на то, чтобы медленно подвинуть телефон по стеклянной панели, покрывавшей мрамор. Отлично! Все в порядке. Бутылочки задрожали и свалились, когда в них врезался телефон. Я остановил их; но я не могу удерживать их вечно, не могу вернуть их обратно. Да нет, оказывается, могу! Я представил руку, ставящую их на место. Конечно, сила не подчинялась образу в буквальном смысле; но я использовал его для организации силы. Я расставил все бутылочки по местам. Я поднял ту, которая упала, и тоже вернул на место.