Царица Сладострастия. Две королевы

Шамери более не настаивал, а на следующий день маркиз ди Сан Томмазо изложил ему официальный ответ: его высочество готов разделить судьбу своих союзников, что бы с ним ни случилось.

Принц Евгений, непримиримый и личный враг Людовика XIV, в немалой степени способствовал принятию такого решения. Он доложил о нем императору во время поездки в Вену, и тот настолько возрадовался, что вручил ему грамоту верховного главнокомандующего — на этот раз с соответствующими полномочиями — и избавил нас от Караффы, причинившего нам столько зла. Это была уже половина победы.

Принц Евгений сиял от радости, но был ироничен. Он не доверял намерениям своего кузена в отношении Франции.

— Госпожа графиня, — говорил мне он, — его королевское высочество сердцем не с нами; его подтолкнула к войне не упорная и безудержная ненависть, как меня, а необходимость и стыд. При первой же улыбке Людовика Четырнадцатого он бросит нас.

— Вы прекрасно видели, что он устоял, сударь!

— Потому что за улыбкой он увидел зубы; не будь этого… И потом, что бы там ни говорили, вы француженка, ваша семья пользуется расположением в Версале, и, быть может, вы склоняетесь на сторону великого короля, сами того не подозревая, но так оно и есть.

— Я лишь желаю добра его высочеству и его подданным.

— Убежден в этом, однако добро каждый понимает по-своему.

В моих покоях и в моем присутствии состоялся совет, на котором было решено воспользоваться достигнутым превосходством и самим начать наступление, перенеся арену сражений в Дофине.

— Великий король не привык к тому, что кто-то вторгается на его территорию, — сказал принц Евгений, — свое величие он распростерло границ и полагает, что их нельзя перейти, предварительно не выразив ему глубокого почтения; мы докажем ему, что можем обойтись без этого.

Людовика XIV он всегда называл великим королем, и мне трудно передать, с каким презрением произносились эти слова. В этом было нечто от злопамятности священника, и, когда я намекнула ему на это, он ответил:

— Что поделаешь! Я носил церковное облачение, а такое оставляет след в душе.

Как решили, так и сделали: савойские принцы захватили Амбрён и Гийестр. Сражение было тяжелым, в нем погибло множество храбрецов; князю де Коммерси пулей выбило три зуба, что чрезвычайно опечалило его.

— Три лучших зуба! — повторял он. — Остальные выпадут сами по себе… Хорош же будет беззубый щёголь!

Принц Евгений получил контузию в траншее, где рядом с ним находился Виктор Амедей, вышедший из нее целым и невредимым. Вслед за первой победой принцы почти без боя овладели Гапом. Все шло великолепно; они уже собирались идти на Лион через Систерон и Экс. Прованс был охвачен таким ужасом, что, немного поспешив, мы вполне могли бы осуществить этот план до того, как подойдет подкрепление. Франция была бы тогда побеждена, а мир заключен на продиктованных нами условиях. Но помешало Провидение: время для заката солнца еще не пришло…

Однажды вечером, после ускоренного марша, герцог Савойский остановился в маленькой деревне и пожаловался на сильную головную боль, мучившую его целый день; он лег в постель, надеясь, что сон излечит его; но у него начался сильный жар, и ночью появились признаки оспы.

Все сильно встревожились: что делать? Как, находясь на чужой территории, бороться с этой ужасной болезнью, которая почти никого не щадит и требует особого лечения?

Принц не растерялся; он один сохранил самообладание: приказал, чтобы все шло своим ходом, как если бы он по-прежнему пребывал в добром здравии, и отослал письма: одно — герцогине, другое — мне; в первую очередь беспокоясь о том, чтобы я не волновалась, он просил не приезжать к нему, ибо было неизвестно, не столкнусь ли я случайно с ее королевским высочеством или его супругой-герцогиней. После этого герцог занялся государственными делами, написал завещание и перед всей армией объявил, что до совершеннолетия сына назначает регентом принца Евгения, попросив прощения за то, что не удостоил такой чести ни одну из герцогинь, и пояснив, что это продиктовано сложными обстоятельствами, требующими сильной руки.