Царская немилость

Все эти три с лишним года Валериан жил в Хорошёво, близ Москвы. Не так и далеко от имения Петра. Несколько раз генерал посещал бывшего командира, несмотря на то что тот был под строгим надзором московского военного губернатора графа Ивана Петровича Салтыкова. В конце 1800 года Зубовы были возвращены из опалы, граф Валериан был восстановлен на службе в чине генерала от инфантерии и поставлен во главе Второго кадетского корпуса. Отобранные имения ему Павел вернул.

Павел сам своих будущих убийц всех в Петербурге собрал.

Событие одиннадцатое

Не желайте здоровья и богатства, а желайте удачи, ибо на «Титанике» все были богаты и здоровы, а удачливыми оказались единицы!

Уинстон Черчилль

– Присаживайся, Пётр. Коньячка? – Валериан провёл рукой над столом, на котором с полдюжины различных бутылок стояло.

Иван Яковлевич прислушался к ощущениям позаимствованного у Петра Христиановича тела. А что, не помешает для поправки здоровья.

– Да, от ста грамм не откажусь.

– От ста чего? – Говорили по-французски, Брехт ещё иногда подбирал слова, но в целом теперь язык Гюго тайной за семью печатями не был. Впритык, но синих кристалликов хватило. А все бы слизал, так ещё и китайский бы уразумел?

– Грамм. – Ёкарный бабай. Да ведь метрическую систему ещё не ввели. Ещё чуть не век всякие фунты будут. Большевики введут, кажется. Стоп. А во Франции-то как раз сейчас метрическая система. Пять лет назад ввели, потом со свержением Наполеона снова отменят. Или нет? – Грамм, это масса одного кубического сантиметра воды.

– Чего? – по-русски чивокнул граф. Даже чашку отставил с кофием, очевидно двухчасовую лекцию по физике ожидая услышать.

– Французы ввели новую систему измерений. Литр воды или кубический дециметр… Ладно, понял, не дурак. Рюмочку выкушаю. Для поправки здоровья.

– А и я с тобой. – Валериан мотнул головой, и стоящий за ним другой ливрейный, с чуть меньшим количеством золота на ливрее, наполнил две такие приличные фужерины коньяком. Там не сто грамм, там все двести было.

– А, потерявши голову, по волосам не плачут! – И Брехт двумя большими глотками в себя «Камю» вбулькал. – Хорошо. Лепота. Лепота-то какая.

– Странный ты сегодня какой-то, Пётр. Из-за прыща этого?! Так не… Замнём. Что делать собираешься? – Зубов снова кивнул второму «министру», и тот из турки настоящей, что стояла на песке у камина, налил Петру (пусть уж будет Петру) в красивую кофейную чашку на пару глотков тёмно-коричневой бурды. По-турецки пьёт кофий граф Зубов. Там в чашке один осадок, жидкости-то нет. Зато крепкий, как чёрт-те что.

Пётр Христианович сделал, обжигая губы, малюсенький глоток и пожал плечами.

– Выбора-то нет. В имение подольское поеду. Хозяйством и охотой займусь.

– Н-да. Сам три года… Ну, да ладно. Не долго… А… Слушай, Петруша, а хочешь, я тебе тысячи две рубликов серебряных одолжу. Вернул мне деспот этот имения и доходы с них. Не ожидал, если честно. Думал, сдохну в деревне.

– Так чем я отдавать буду? Там не имение, а название одно. – Отгородился руками Пётр.

– Ерунда. Ну, тысячу. Это ненадолго. Да и я не обеднею, а там получишь награду за какую викторию и отдашь. Гюстав! – Зубов поманил рукой первого «министра», стоящего в дверях этой кофейни. – Приготовь тысячу рублей серебром для их сиятельства.

Брехт другими глазами посмотрел на будущего цареубийцу. Мот, картёжник, бабник, и т. д. и т. п. А вот тысячу рублей взял и подарил, можно сказать, товарищу. Товарищу по несчастью. А ведь не зря на него тогда Екатерина глаз положила. Даже сейчас ещё красавчик. Нет. Красавец. Правильный овал лица, улыбка с ямочками, может, чуть женственное лицо. Чересчур красивое.

– Спасибо. – Блин, а как его называть. Тогда был вашим высокопревосходительством. В Дербенте. Нет, и сейчас тоже, хоть чин и другой присвоил Павел. Генерал от инфантерии. Этот чин был вновь введён Павлом I в конце 1796 года вместо чина генерал-аншефа. Соответствует 2-му классу Табели о рангах, с обращением «ваше высокопревосходительство». Если на гражданские звания переводить, то это – действительный тайный советник. – Спасибо, Валериан.

– Брось, Петруша. Стой. Хочу тебе шутку одну показать. Нет. Подарок один сделать. Полиевкт, зови сюда конюха нового.

Второй ливрейный низко поклонился и задом вперёд вышел из комнаты, там чего-то гугукнул, Валериан в это время налил снова по полной в фужеры коньяка.

– Не, не. Мне больше не надо, голова со вчерашнего трещит.

– Вот и подлечим. Сейчас распоряжусь, закуски организуют. Тебе сколько дней дали на выдворение из Петербурга?

– Три.

– Всё. Сегодня заливаем твою отставку. Не бойся, скоро вернём тебе эполеты. Тут…

– Ваше сиятельство, привёл Прохора. – За ливрейным вторым (Полиевктом?) в комнату вошёл здоровущий мужик.

– Ага, а ну, Прошка, сюда на всеобщее обозрение выйди. Платон купил на днях и мне подарил, а я как его увидел, так сразу про тебя вспомнил, Петруша. Смотри.